Филипп. Должно быть, Филипп. Наконец-то!
— Соедините.
И сразу же в трубке раздалось:
— Деон? Что, к дьяволу, происходит? — Голос захлебывающийся и одновременно настороженный, словно говоривший то и дело оглядывался через плечо. Деон с тревогой узнал этот голос.
— Здравствуйте, Барри.
— К черту! Вы мне солгали. Все эти выдумки, что яичники нужны для опытов с гормонами. Вы понимаете, в какое положение меня поставили?
Деон отвел трубку от уха и с отвращением покосился на нее. Голос продолжал что-то яростно бормотать. Когда он наконец стих, Деон поднес трубку к уху.
— Алло, алло! — встревоженно взывал Барри.
— Успокойтесь, Барри, — сказал Деон неторопливо, растягивая слова. — Я вас слышу. А теперь вы меня выслушайте.
— Мне нечего слушать, — взвизгнул его собеседник. — Если проследят, что эти удаленные яичники, черт бы их побрал, поступали от меня, то все будет кончено. Если выяснится, что я причастен к этому, то мне конец. Вся моя практика тогда к чертовой матери…
— Послушайте! — сказал Деон резким топом.
Стенания тут же прекратились.
— Ну, ладно. Во-первых, вас ни в чем нельзя обвинить. Вы оперировали по абсолютно показанным поводам с той лишь разницей, что удаленные яичники не сжигались, а передавались мне для научных опытов. Нет. Погодите! — сердито крикнул он, чтобы предотвратить новый поток слов. — Во-вторых, проследить, что они поступали от вас, вообще невозможно. Только я знаю, откуда они, а я ничего не скажу.
Голос его собеседника сразу изменился. Теперь он захлебывался от благодарности.
— Деон, это по-настоящему благородно с вашей стороны. У меня как гора с плеч. Я места себе не находил с той минуты, когда эта проклятая газетенка… Но если вы готовы взять все на себя, так…
— И наконец, — прервал его Деон все тем же тоном, — я не понимаю, почему вы в такой панике. Они подбираются к Дэвидсу и его опытам. Вопрос о том, откуда яичники, вообще второстепенный.
Секунда испуганного молчания. Затем на другом конце провода воскликнули:
— Господи, где вы были весь день? Разве вы не знаете, что происходит?
— Что вы имеете в виду?
— Да ведь весь шум из-за этого!
— Какой шум?
— Они намерены вынести все это сегодня на заседание факультета. И главный вопрос — откуда яичники? Неужели вы не знаете, какие ходят слухи?
— Меня слухи не интересуют, — сказал Деон с не слишком убедительным пренебрежением.
Барри усмехнулся.
— А не мешало бы. Вы могли бы услышать кое-что небезынтересное для себя. — Он помолчал и вдруг спросил резко: — А вы знали, что сегодня собирают факультет?
— Да, — сказал он. И это было не совсем ложью. Как всегда, Дженни положила извещение и повестку дня ему на стол в начале недели, и, как всегда, он смял их и бросил в корзину для бумаг.
— Вы придете?
— Не знаю. Я еще не решил.
— Нет, приходите. Возглавить атаку собирается ваш шеф.
— Шеф?
— Старик Снаймен. Он потребовал специального обсуждения по этому вопросу, как по делу, представляющему особую важность для всего факультета.
— Ах, так!
Да, об этом следовало подумать.
— Вы этого не знали?
— Нет.
— Ходят слухи, что он жаждет расправиться именно с вами. Но ведь этого не может быть. Ведь так? — Голос стал умоляющим. — Он же ничего не знает?
— Это исключено.
— Так вы придете?
— Я еще не решил.
— Пожалуйста, Деон, не упоминайте мое имя.
— Не упомяну.
— Я не могу просить вас поклясться, но вы знаете, чем это обернется для меня. Ведь вы понимаете? Моя практика полетит к черту, а мне понадобилось полжизни, чтобы ее создать, у меня сын в университете… Лишь слово, одно слово… и мне останется только захудалая амбулатория где-нибудь у черта на рогах. И вы же уверяли меня…
Это хныканье начало раздражать Деона.
— Послушайте, я же сказал, что от меня никто ничего не узнает. Вам этого мало?
— А что, если они пустят в ход нажим? — В голосе опять зазвучал страх.
— Да перестаньте же!
В трубке воцарилось обиженное молчание.
— Барри, я обычно держу свои обещания. И потом, даже о моем участии не станет известно. Профессор Дэвидс — единственный, кто знает о нем, а он будет молчать.
— Это цветной-то? — скептически спросил Барри.
— Да, цветной! — отрезал Деон. — И позвольте мне сказать вам кое-что еще, друг мой. По сравнению с этим цветным вы просто дерьмо.
Секунду он с угрюмым удовольствием слушал вопли негодования на том конце провода.
— До свидания, Барри, — сказал он негромко и положил трубку.
И тут же понял, что разделаться с этой историей так же просто и окончательно ему не удастся.
Снаймен.
Да, об этом надо подумать. Неужели этот насмерть перепуганный ублюдок не ошибается и старик что-то разведал? Как он сказал в тот день, когда они окончательно разругались? «У меня есть свои источники информации».
Деон сидел неподвижно, откинув голову, точно вслушивался в тишину, и, прижав палец к губам, будто говорил себе: «Т-с-с!»
Снаймен охотится на него. И это его оружие? Что он слышал? Что он знает? О чем догадывается?
Собрания обычно назначаются на середину дня. Время еще есть. Но прежде надо решить, идти ли ему. Благоразумно ли это? Ведь стоит ему рассердиться, он не смолчит. Но будет ли это наиболее полезным для Филиппа? Ведь он твердо решил остаться за кулисами. Добьется он чего-нибудь, если открыто ринется в бой?
Сухие словопрения на таких собраниях всегда ему претили, и если он придет сегодня… Он представил себе удивленные взгляды членов факультета, постоянно их посещающих. Многозначительный взгляд Снаймена. Двусмысленные вопросы. Поспешные выводы.
