неуютно. На второй день после совещания я сунулся было к Валерию Алексеевичу, но он меня выпроводил со словами: 'не мешай, не до тебя!'.
Спустя неделю я вдруг понял, что жить самостоятельно разучился. Мне необходимо, чтобы мной руководили. И вечером пожаловался Валентине.
Да, Валентина… Она как-то незаметно изменилась. Стала менее порывиста, движения сделались плавными, разговоры с ней перестали прыгать с пятого на десятое. Вообще она теперь была сама деловитость и основательность. И в ее голосе все чаще прорезались нотки снисходительности. Как-то вечером пришла ее мать. Она тоже была чрезвычайно деловита. Наталья Олеговна и Валентина долго обсуждали какие-то непонятные мне проблемы, связанные с предстоящими родами. Дискутировалась необходимость расширения жилплощади, фигурировала какая-то 'детская', какая-то не то 'арена', не то 'манеж'. Единственное, предназначение чего мне было понятно – коляска. Я сидел на кухне, совершенно потерянный и никому не нужный.
Что касается мыслей, то они всю неделю вращались, в основном, вокруг этой проклятой кометы по орбите с весьма небольшим эксцентриситетом. Суть их была примерно следующая. До ближайшей звезды свет летит четыре года (К слову сказать, вот это выражение: 'свет летит', удивительно настойчиво возникало в моем мозгу. И каждый раз я одергивал сам себя, констатируя, что свет не может 'лететь' – он, как и всякое электромагнитное излучение, распространяется. И делает это в вакууме с групповой скоростью 300000 километров в секунду). При любом раскладе скорость кометы относительно Солнца после маневра в поле Юпитера не превысит сотни километров в секунду. Разогнать комету нельзя. Но тогда минимальное время полета до ближайшей звезды вычисляется путем умножения четырех лет на отношение скорости света к скорости кометы. Проделывая в уме эту незамысловатую математическую операцию, я с удивительным постоянством получал двенадцать тысяч лет. Двенадцать тысяч! Не дней, не недель, не месяцев – лет. После этого я делил двенадцать тысяч на среднюю продолжительность жизни человека, и каждый раз у меня получалось минимум сто двадцать. В первом приближении, именно столько поколений должно смениться за время полета. После этого я тупо соображал, что в сто лет никто детей не зачинает и, поразмыслив, умножал это число на три. Получалось совершенно бредовое число – триста шестьдесят поколений. Это без учета всех других факторов. Например: кто сказал, что комета полетит к ближайшей звезде? Кто сказал, что возле ближайшей звезды имеется сакраментальное 'теплое место'? И так далее… И каждый раз я констатировал, что любые рассуждения о полетах нормальных живых людей к звездам – это полная бредятина! И все мы, включая Гирю, – идиоты, если всерьез размышляем о таких делах.
Но спустя какое-то время мне начинало казаться, что я где-то ошибся, что-то неправильно поделил или умножил, и я опять, в очередной раз, крутил все это в своем мозгу, и получал в итоге все те же триста шестьдесят поколений…
Не знаю почему, но раньше я как-то не ощущал того простого факта, что темп жизни человека и темпы эволюции галактических процессов различаются на порядки. То есть, сам факт был известен, но не представал передо мной 'весомо, грубо, зримо'. Теперь я начал понимать, что имеется принципиальный барьер. Человек, например, хочет отправиться к другу на другом конце города. Это его желание разумно, поскольку исполнимо. Он хочет поехать в Катманду и, пожалуйста, едет. Он, наконец, хочет посетить Плутон. Раньше это было неразумно, поскольку невозможно. Потом стало возможным, но отнюдь не для всех разумным. Ибо длительность полета была сопоставимой с длительностью человеческой жизни. Теперь такая возможность есть у каждого. Как только это случилось, стало понятно, что рано или поздно человечество обживет и эти места. Постепенно оно вплотную продвинется к границам Солнечной системы. Станут доступны Седна, Квавар, Эрида. Но есть принципиальный барьер. Пусть даже мы приблизим скорости наших КК к скорости света, все равно дальше чем на сто световых лет мы летать никогда не будем. И никакой парадокс близнецов не поможет. И вот эта сфера пространства радиусом сто световых лет – это сфера нашей цивилизации. Скорее всего, никакой другой разумной жизни в ней нет – мы тут хозяева. Но не дальше. Потому что лететь дальше не хватает человеческой жизни. Значит, обычный среднестатистический человек лететь туда не захочет. А значит, пространство за этим радиусом освоено быть не может. Возможно, в какой-то отдаленной перспективе что-то прорежется, но пока ничего даже не брезжит…
Как-то вечером я пожаловался на жизнь Валентине.
Она внимательно на меня посмотрела и сказала, что у меня нервный спад. А потом спросила, когда я последний раз брал отпуск. Я сказал, что не помню, когда я его брал, и для чего он нужен вообще.
– Понятно, – сказала Валентина. – Ты – трудоголик, и вот последствия. Отпуск необходим чтобы вместе с семьей поехать, например, к родственникам, или, скажем, куда-то, посмотреть новые места.
– И что там делать, в новых местах у родственников?
– Ничего не делать. Набираться впечатлений.
– Но полтора года назад мы с Куропаткиным ездили на Памир и покорили там одну вершину. Впечатлений была масса.
Валентина сардонически хмыкнула.
– Я не это имела в виду. Необходимо расширять круг общения, а вы с Васей на Памире его сузили до предела.
– Но у меня и без того достаточно широкий круг общения. Даже шире, чем нужно!
– Это деловой круг. Я же имею в виду совсем другое. Нужны встречи с новыми людьми, которые способны расширить твой кругозор, то есть духовно обогатить.
– Но у меня есть ты. Когда мы познакомились, я, одновременно, расширил свой кругозор и чрезвычайно духовно обогатился.
– Ты совершенно напрасно иронизируешь. Я говорю серьезно. Когда человек вращается в замкнутом кругу знакомых и друзей, у него и мысли начинают бегать по кругу.
– Но у меня они не бегают. У меня они отсутствуют.
– Правильно. Ты к ним привык, и перестал замечать, как они бегают. Это – как машины на улице. Они бегают, а ты их даже не замечаешь. Но они-то все равно бегают.
– Но ведь они бегают не по кругу.
– Они – да. А мысли – по кругу.
Я задумался. Спустя какое-то время я поймал себя на том, что уже в третий раз прихожу к выводу, что машины на улице бегают отнюдь не по кругу, но вот мысли мои явно зацикливаются.
Диагноз, таким образом, полностью подтверждался.
– Между прочим, – сказала Валентина, – мое положение еще хуже. Своими проблемами, вы, досточтимый сэр, меня не обременяете, учебу мне придется на время отложить, и что мне остается? Кирхе, киндер и кухня?
– Ну, это еще терпимо. У тебя хотя бы ККК, а у меня всего только КК…
– А что там с этими двумя 'к'?
– Да так, разная ерунда…
Я вспомнил разговор Асеева И Сомова. Не знаю, почему я его вспомнил. Вероятно, в связи с заявлением Валентины.
– Послушай, Валюша, мне нужна консультация эксперта по одному вопросу. Я решил, что тебе и карты в руки.
Брови Валентины поползли вверх.
– С каких это пор я стала экспертом?
– Ну, ты же, как вроде, на сносях…
– Что означает это 'как вроде'?
Я смутился.
– Ну, это я так, для красоты изречения…
– Тогда давай конкретней.
– Угу, – я сделал паузу, соображая, как бы половчее сформулировать тему. – Недавно один клиент в приватном разговоре изобразил следующую ситуацию…
Я довольно подробно пересказал ситуацию, заданную Асеевым, при которой любая помощь бессмысленна, завершив изложение риторическим вопросом:
– Как ты думаешь, этот врач поступает разумно?
– Конечно, – не задумываясь и весьма безапелляционно заявила Валентина.
