– Тогда они нам были не нужны. А теперь пригодятся. Излагай. И без всех этих эмоциональных всплесков. В деловом ключе.
– Первое. В сигнальной информации содержался пункт о бесследном исчезновении кого-то из членов экипажа 'Челленджера'. Информация не подтвердилась. Автор неизвестен.
– Ну, это… Хм.., – Гиря нахмурился, – Скорее всего, недоразумение. Хотя… А что скажет Сюняев?
– Что я могу сказать, – Сюняев горестно вздохнул. – Если бы я передавал информацию, то, конечно же, не допустил бы ничего подобного. Но ее передавал не я.
– А кто? Или это теперь уже невозможно выяснить?
– Кто передавал – выяснить можно. Но вот кто ее породил – это вряд ли. Хотя меня больше всего интересует, для чего?
– Началось! – Гиря в досаде стукнул ладонью по столу. – 'Отчего, да почему, да по какому случаю, одного я люблю, а десяток мучаю..'. Дураку понятно, что наши враги строят козни и планы. Но меня в данном случае интересуют, всего-навсего, факты. Кто стоял у истоков? А кто держал свечку, и кто принес спички – мне плевать!
– Хорошо, – согласился Сюняев. – Кто составлял донесение, я знаю. Но он составлял его на основе сведений, полученных от многих лиц. А в условиях бардака, воцарившегося в тот момент в акватории порта Луна Полярная, выяснить, кто дал ту или иную информацию, не представлялось возможным.
– То есть, можно констатировать, что в критических ситуациях Устав Космофлота прекращает свое действие. В нем ведь недвусмысленно сказано, что любое сообщение подписывается тем лицом, которое впоследствии несет всю полноту ответственности за ее достоверность. А? – Гиря выпучил глаза.
'Стало быть, сэр Сюняев был на Луне Полярной', – в свою очередь констатировал я.
– Чушь! – с отвращением произнес Сюняев. – Написать подобное мог только человек, рассматривающий реальность из окон своего кабинета. С этой позиции все просто.
Гиря хотел было возразить, но почему-то не сделал этого, а, наоборот, подмигнул мне. Дескать мол, видал, какой у меня храбрый заместитель! И сказал примирительно:
– Ладно. Что там еще?
– Еще? Еще вот что.., – начал я.
Но Гиря не дал мне договорить:
– Ты, Зураб, по-моему, спишь. Не слышу реплик.
– Почему сплю? Я не сплю. Слушаю вот Сюняева, тебя тоже слушаю. Думаю тоже.
– Ага. Это хорошо! Тут ты молодец. Так что, не спи.
– Да не сплю я, что ты привязался!
– Вижу, что засыпаешь, вот и привязался.
– Ну, хорошо, считай, что ты меня разбудил. Курить хочу!
– Черт с тобой, кури. Только не спи… Глеб, вперед! – Гиря подпер голову руками и уставился на меня.
Подобные препирательства в данном кабинете я слышал уже двести раз. Хотя примерно столько же раз видел Гирю абсолютно серьезным и совершенно официальным. Это не сильно зависело от состава, но если собирались вместе ведущие, то есть, Сюняев, Кикнадзе, Карпентер и Штокман, то вероятность эстрадного представления в разговорном жанре возрастала многократно. Заводилой всегда был сам Гиря, Сюняев же подхватывал инициативу и подливал масла в огонь. Оба испытывали райское блаженство. Сначала я решил, что это и есть цель. Но позже установил, что цель иная. Другой вопрос, что я не могу ее четко сформулировать. Но примерно так: Гиря, как главный дирижер, давал возможность музыкантам в оркестре настроить инструменты.
– Второе, – сказал я, и сделал паузу, во время которой Валерий Алексеевич отвлекся от созерцания физиономии Зураба Шалвовича. – И, пожалуй, главное. Вы, наверное, в курсе, что любое тело, в том числе и портовый туер, отличающийся от других КК прекрасной маневренностью, будучи предоставлен самому себе, начнет двигаться равномерно и прямолинейно.
– О, юноша! – воскликнул Зураб Шалвович, – свет очей моих и средоточие мудрости…
Закончить фразу ему не пришлось.
– Стоп! – рыкнул Гиря и стукнул ладонью по столу. – Я же сказал, закругляемся. Продолжай.
– Так вот, – продолжил я, – установлено, что в момент потери управления вектор скорости туера был направлен отнюдь не на 'Челленджер'. Угол прицеливания составлял примерно семь градусов. А сам лайнер был виден под углом ноль-три градуса.
Кикнадзе даже присвистнул:
– Но ведь туер таки попал в лайнер? Или я что-то не понимаю?
– Попал, попал, – заверил Сюняев. – Еще как попал…
– Куда же они делись, эти семь градусов?
– Это и есть самое интересное. Баллистическая экспертиза установила, что еще в течении девяти секунд после того, как приборы зашкалили, двигатели коррекции туера продолжали работать, и в результате семь градусов превратились в ноль.
– А, пардон, расстояние и скорость были достаточными, чтобы с семью градусами туер проскочил мимо? – осведомился Сюняев.
– При наличии семи градусов туер проскочил бы мимо примерно в двадцати милях от рейдера.
– Интересно, – пробормотал Гиря. – И что, все эти обстоятельства не отражены в бумажках?
– Отражены. Но, видите ли, Петр Янович, они не выпячиваются, и в этом все дело.
– Что значит, не выпячиваются, – вмешался Сюняев. – Почему их нужно выпячивать?
– Сделано максимум, чтобы начальство считало, что произошла нелепая случайность.
– А это была вовсе не случайность! – догадался Гиря. – Что же это было?
– Я, Петр Янович, специализировался по матстатистике и вероятности считать умею. Тут все просто. Делим один телесный угол на другой, и так далее… Возможно, это и была случайность, но только такая, вероятность которой ничтожна.
– А именно?
– Вас интересуют численные оценки?
– Не тяни кота за хвост!
– Грубая оценка: одна двухсотая. Это при условии, что…
– Условия потом. Так-так.., – Гиря обвел присутствующих отсутствующим взором. – Выходит, маленькая вероятность, да? Ма-аленькая такая…
– Дело не в самой вероятности, – осторожно заметил я. – Дело в том, что она утонула в прочих выводах технической комиссии. Не я один такой умный. Про вероятность, например, упоминал второй пилот туера. Но на это все посмотрели как бы сквозь пальцы. Похоже, сработал инстинкт. Всем выгодно, чтобы случившееся оказалось случайностью.
– А нам выгодно? – спросил Кикнадзе, и сам же ответил: – Конечно выгодно! Голова не болит.
– Всем выгодно, – подтвердил Гиря. – Всем вам выгодно – работать не хотите. А вот мне – невыгодно!
– Это потому, что ты хочешь работать, – нудным и сварливым голосом сказал Сюняев. – Если бы не хотел – тоже стало бы выгодно.
– Не в этом дело, – ласково ответил Гиря, и на его губах появилась знаменитая улыбка. Примерно так улыбается Джоконда. – Дело не в том, хочу или нет я работать. Конечно же, не хочу, но.., – и он сначала воздвиг указующий перст, выдержал паузу, а потом ткнул им в Сюняева. – Но если так и дальше пойдет, то работы у нас станет просто невпроворот. Тут надо крепко подумать. Может, стоит сейчас немножко поработать, чем потом вкалывать день и ночь?.. Ты – как?
Сюняев пожал плечами, а Гиря продолжал:
– Есть мнение, Валерий Алексеевич, что ты этот момент ушами прохлопал.
– А?
– Похоже на то, – согласился Сюняев. – Образования не хватает.
– Это хорошо! Стало быть, смена у нас растет. И когда она окончательно вырастет, мы будем на печи лежать, да калачи жевать. А пока придется поработать… Я тут недавно решил заняться всякими этими чудесами. Скучно жить! – пояснил Гиря. – А ты, Глеб, молодец. Мы тут, понимаешь, в психологию ударились,
