– Нет, это я, так сказать, образно… Но совсем другое дело, если этот полет имеет смысл. Тогда мы, во всяком случае, должны знать, какой именно? Иначе нам, как человечеству, грош цена. Мы ведь цивилизация, а не просто какой-то муравейник.
Последние слова Валерий Алексеевич произнес с некоторым пафосом. И я с ним внутренне согласился. Действительно, не муравейник, хотя кто там знает, что происходит в муравейниках. Возможно, дела там поставлены много лучше, нежели у нас…
– А коль скоро мы цивилизация, – продолжил Сюняев, – нам необходимо задать себе вопрос: к каким последствиям приведет упомянутый гипотетический полет?
– И какие могут быть последствия? – быстро спросил я.
– Это неважно. Важно то, что о них никто не имеет понятия. И я – в том числе. Это означает, что последствия наступят неожиданно. Мы же, как всегда, будем действовать впопыхах и сгоряча.
– Но, может быть, никаких последствий не наступит вовсе, – напористо предположил Вася.
– Такое бывает, – согласился Валерий Алексеевич. – Но крайне редко. Примерно, по моим наблюдениям, раз в триста лет. Последний раз это случилось позавчера: я упал с раскладной лестницы, и никаких последствий. Теперь лимит вероятности для человечества исчерпан и последствия неизбежны. Так что на этот счет можно не беспокоиться. Посему, как видите, я совершенно спокоен. Сижу тут с вами, калякаю о том, о сем. А они, между тем, наступают.
– В этом деле главное – хладнокровие, – подчеркнул Вася.
– Именно, – согласился Валерий Алексеевич. – А вот господин Таккакацу считает, что в режиме хладнокровия человечество долго не протянет. Завтра, к примеру, на Землю брякнется астероид, и нам всем крышка. Но хладнокровие мы сохраним, поскольку не успеем разгорячиться. И, как следствие, переохладимся.
У меня сложилось впечатление, что Валерий Алексеевич впал в иппохондрию. Случилось это потому, что мы с Васей сидели и смотрели ему в рот, а надо было возражать и перечить, стимулируя его адреналин. Я решил, что время пришло и как бы в сторону произнес:
– Странный какой-то разговор. По-моему, вся эта тематика имеет слабое отношение к задачам нашего сектора.
– Да, Глеб, – Валерий Алексеевич вздохнул. – Но только по той причине, что мы ни на что не можем повлиять. Все делается без нашего ведома и участия.
– Что именно?
– Да все. Кто-то куда-то прилетает, кто-то улетает, где-то вспыхивают сверхновые, а где-то, наоборот, коллапсируют черные дыры…
– Почему же наоборот? Теория говорит, что именно вследствие взрывов сверхновых и образуются черные дыры.
– Очень может быть. Но повлиять на это у нас нет никакой возможности. Это раздражает.
– А вы хотите, чтобы мы стали как боги, и научились зажигать звезды? – ядовито поинтересовался Вася.
Судя по всему, он понял мой замысел и открыл второй фронт. Валерий Алексеевич ощупал его внимательным взглядом и с печалью в голосе произнес:
– Я бы, лично, хотел стать как боги, знающие добро и зло. Это в первую очередь… Очень неуклюже вы все это делаете, – вдруг пожаловался он. – Учит вас Петр Янович, учит, а толку – чуть. Вы ведь должны были усвоить, что я еще отнюдь не старый маразматик и не возбуждаюсь по абстрактным поводам. Мне нужно скармливать факты, чтобы я мог построить гипотезу. Тогда есть шанс перевести меня в активную фазу.
– Ну, как говорится, 'не стреляйте в музыканта, он играет, как умеет', – я развел руками. – Что бы вы сделали на моем месте, увидев себя в печали?!
– Вот! – воскликнул он. – Вот! Блестящая импровизация, вряд ли даже осознанная. Все ведь просто! Что бы я сделал, увидев себя в печали на твоем месте. Я бы стал размышлять. Если я на твоем месте, то э-э… Либо я – это не я, а ты, либо это место для печали, а, стало быть, нам обоим нужно искать место для радости и поменяться местами с теми, кто устал радоваться.
Вася, слушая все это только хлопал ресницами и ушами поочередно.
– Так вот, – продолжил Валерий Алексеевич, – я пребываю в печали потому, что мои гипотезы гроша ломаного не стоят.
– Какие гипотезы? – Вася очумело мотнул головой. – Насчет места для печали?
– Зря тебя Гиря сажал моим заместителем, – посетовал Валерий Алексеевич. – Печаль моя сугубо конкретна. Я взялся ответить на гипотетический вопрос господина Таккакацу о предназначении объекта, оставленного нам пришельцами, и сел в лужу. Он мне объяснил, что ни одна моя гипотеза не проходит. Почему? Объясняю для тугодумов. Допустим, пришельцы были, и, допустим, оставили упомянутый объект. Допустим, он самодвижущийся. Допустим, какая-то бандгруппа энтузиастов его обнаружила, привела в действие и полетела. Но, голуби мои, они никуда не прилетят. Допустим, они взяли с собой девиц и размножаются по дороге, с тем, чтобы пополнять ряды. Допустим, ресурсы безграничны, лететь можно сколь угодно долго. Все равно это чушь! Подумайте, кто прилетит на место, и что он там скажет? И что скажут ему? Я нисколько не сомневаюсь, что энтузиасты в таком деле с нашей стороны всегда найдутся, ибо дело новое, работы – непочатый край… Но, голуби мои, я не могу восстановить логику пришельцев, затеявших столь глупое мероприятие.
– А если гиперпростанственный рывок? – произнес Куропаткин магнетическим голосом.
– Он же гипотетическая 'нуль-транспозиция'? А на кой черт тебе для этого объект? Копай пещеру здесь, на Земле. Ставь оборудование, и с Богом!
– А если на Земле опасно?
– Копай на Марсе, поставь знак 'Не влезай, убъет!'.
– Но там же везде наши люди!
– Но где бы ты ни разместил все это хозяйство, везде могут появиться наши люди. Ты, Василий, не трещи крыльями, а думай. Мы ведь хотим восстановить логику пришельцев. Для этого нам нужно понять, какую цель они могли бы ставить перед собой?
– Но мы с шефом уже дискутировали на эту тему – вы в курсе?
– Да в курсе я, в курсе! Шеф ведь, не будь дурак, на всякий случай все свои разговоры записывает, а потом дает послушать всем заинтересованным лицам. Но то, что придумал Гиря, не предполагает наличия в нашей системе гипотетического звездолета, – Валерий Алексеевич сардонически хмыкнул и махнул рукой. – А меня интересует именно звездолет. Я же вам битый час об этом толкую!
– А я уже час не могу понять, зачем он вам понадобился?
– Да не мне же, дурья башка, он нужен Таккакацу! Я же говорил, что его заинтересовал именно этот вариант.
'Дело сделано, – подумал я удовлетворенно, – запасы адреналина растут'.
– Ну, хорошо, – Вася примиряюще поднял ладони кверху, – гипотеза со звездолетом не проходит, вы можете придумать гипотезу без звездолета? Речь ведь шла о каком-то объекте вообще.
– Я их там же на месте предложил штук пять. И хорошо, если бы они не понравились Таккакацу. Но они не нравятся мне.
– Например.
– Например, ретранслятор какой-то информации.
– Ну, и чем это плохо?
– Почему плохо? Хорошо. Только мне непонятно что, куда и, главное, зачем ретранслируют. Концепция Гири совершенно неубедительна. Если братья по разуму хотят за нами присматривать, все можно устроить гораздо проще. При той неразберихе, которая сопровождает развитие нашей цивилизации, они могут бродить по Земле толпами и бороздить Солнечную систему косяками. Уверяю вас, никто ничего не заметит.
– А если пришельцы с помощью этого объекта просто воруют вещество? – брякнул Вася и сделал зверское лицо.
– Ты что, Василий, бредишь? – сказал я.
– Так ведь гипотетически же, – Вася пожал плечами. – Почему бы нет?
