— Нападают из самозащиты, а слизь убивает очень быстро.
— Как же обезопаситься от их гнева?
— Не пересекаться.
— Хорошее пожелание, — сказал Ян, взмахивая руками, так как в очередной раз оступился и нога его, соскользнув, попала в воду. Изогнувшись под странным углом Шептунов устоял и, фыркнув с досадой, поставил ступню на сухое место. Благо, одежда его была сшита из быстросохнущей ткани, а обувь не пропускала влагу. Очень полезные качества в определенных условиях. — Что делать, если они выйдут на поверхность, сюда?
— Бежать. Быстро.
Аккуратно переступая по камням, Ян, наконец, дошел до русалки и присел рядом с ней на корточки. Навья опустилась на колени, одной рукой придерживаясь за сталагмит, а другой стала медленно водить вдоль скалы под водой. Ее корпус опасно наклонился вперед, но Ян помнил о том, что для навьи вода родная стихия и просто наблюдал.
Когда ладонь русалки показалась на поверхности, Янат увидел крупную улитку. Круглая раковина коричневатого цвета походила на закрученную спиралью розочку из крема, но, разумеется, была гораздо прочнее.
Навья положила улитку на камни и снова опустила руку в воду.
— Я могу помочь? — Спросил Янат, опускаясь на колени. Он вытянул шею и наклонился, пытаясь хоть что-нибудь увидеть. Не самая красивая поза на карачках, зато весьма устойчивая. Мелкие камешки впивались в ладони, но Ян замер и не шевелился.
Вода казалась темной, но стоило присмотреться, как оказывалось, что она прозрачная и в ней видны малейшие детали: выбоинки, наросты на скале, длинные щупальца водорослей, подводные течения и вихри, длинные белые цепочки пузырьков вылетающие из расщелин в камнях. Ян увидел улиток, темные круглые раковины которых цеплялись за неровную поверхность гроздьями, словно на диковинной плантации. Они забивались между трещинами, в выбоины и достать их было вовсе не таким уж простым занятием, как выглядело со стороны, тем более моллюски намертво присасывались к скале. Как навья собирала их, осталось для Яната секретом, он содрал с пальца кожу, но не смог даже с места улитку сдвинуть. Получив травму, раздосадованный, Ян сел поодаль и наблюдал за охотой, посасывая ранку.
Зато теперь ему ничто не мешало снова попытаться установить контакт с девушкой.
— Эти черви, если они едят грибы, то наверняка приползают сюда. Здесь очень много шаров и не только на стенах.
Навья положила в растущую кучку еще одну улитку и через плечо оглянулась на Шептунова. Удивительно, но она ответила ему сразу.
— Черви опасны, когда мы на их территории или на пути. В воду они не заползают, не умеют плавать.
— Все здесь незнакомо, чуждо моему естеству. Но я не сумасшедший, — с готовностью вступил в диалог Ян, — страшусь будущего, мне некому помочь. Что ждет нас в конце пути? А если там тоже смерть, то какую тогда из них выбрать? Известную или неизвестную? Мы два путника, без роду и племени, должны бы держаться друг за друга как соломинки в бурном потоке. Протяни мне руку дружбы, раздели воду. Вдвоем легче даже умирать. Я не идиот, чтобы пытаться сбежать в еще большую неизвестность, но мне хотелось бы понимать каких опасностей стоит ждать. Тебе ли не знать, кто предупрежден, тот вооружен. Да и скажи, разве не лучше, когда я в сознании и могу помочь?
Русалка промолчала.
Ян почувствовал себя оскорбленным. Она как-то очень уж скептически относилась к его возможностям. Может для него это и хорошо (конспирация на высоте), но гордость слегка задевает. Впрочем, о чем он? Какие глупости — гордость! Есть вещи на свете и поважнее.
— Ну, ладно. — Ян выпрямился и внимательно оглядываясь, он все же предпочитал доверять своему слуху и зрению, спросил, — Я могу хоть какие-то вопросы задавать?
— Можешь.
— Вы покидаете город, бываете наверху?
— Да.
— И что вы делаете там?
— Собираем плоды, охотимся.
— А как на счет хищников? Птиц и прочих?
— Мы опасаемся их. Как и человеков.
— Вы наверняка маскируетесь? Поэтому вас так редко удается увидеть?
— Нет. Слышим издалека, поэтому нас трудно увидеть, если мы сами того не захотим.
— А человеки, какие с ними отношения?
— Никаких, — русалка перестала отковыривать улиток и стала собирать добычу в подол туники. Янат равнодушно оценил ее длинные сильные ноги, когда девушка задрала край одежды, сооружая карман.
— Но не воюете же?
— Нет. Не воюем, не дружим, иногда совершаем мену.
— Поселения аборигенов далеко?
— Да. Раз в год мы навещаем изгнанных сестер или братьев.
— Погоди, погоди, — вскинулся Шептунов, — так ты же говорила — изгнанники, что мертвые.
— Мертвые и есть, — подтвердила навья, медленно направляясь обратно в сторону лодки. Янат горным козлом запрыгал за ней, стараясь не подворачивать ноги.
— Я не понимаю, — наконец сознался он. Русалка повернула к нему постную физиономию, остановившись на минуту, и пояснила.
— Мы не разговариваем с ними, не касаемся. Приносим дары и забираем послания. Наша благодарность за их жертву. Изгнание не наказание, это участь. Наказывают смертью, или как-то иначе по закону. Те, кому выпало несчастье вести человека до поселения отмечены печатью земли. Если останутся, навредят другим. В поселении они живут отдельно, сами по себе.
Ян оценил ее монолог. Это была целая речь в сравнении с их прежним обменом короткими фразами. Он старался быть мягким и доброжелательным с девушкой. Понимал, что если резким словом обидит или напугает навью, их хрупкое перемирие разобьется как стекло.
— Я ведь уже спасала твою жизнь один раз. Тогда ты больше доверял мне. А если из глупости бы сбежал и погиб, меня нигде бы не приняли. Теперь я уже точно знаю, ты хочешь жить, — внезапно сказала девушка и ее влажные, чуть навыкате глаза заблестели сильнее.
— И раньше хотел, — нахмурился Янат.
— Не уверена, — тихо сказала русалка, устраиваясь возле лодки и осторожно высыпая улиток на камни. — Смерть друга. Ты словно потерял голову. Могу я задать вопрос?
— Можешь, — дернув плечом и нахмурившись, ответил Ян. Навья достала из сумки плоскую миску и стала осколком камня разбивать ракушки. Получалось у нее ловко и аккуратно. Бежевые шарики улиток девушка складывала в миску. Навья так долго молчала, что Янат решил, она передумала задавать вопросы. Шептунов наблюдал за ее движениями, понимая, что пытается побороть чувство отвращения к незнакомой и неаппетитной пище. Но голод не тетка, а жрать хотелось неимоверно.
Горка очищенных улиток в миске росла. Рука навьи методично поднималась и опускалась. Ян понимал, он снова поддается эмоциям, хотя делать этого категорически нельзя, но удержать в узде раздражение было непросто. Он вспоминал о кошмарах, о чувстве беспомощности и дурноте, думал о жестокости тех, кто убил его друга и даже не попытался оправдаться, объяснить, что случилось. Ему захотелось взять осколок камня и треснуть по голове навью, он почти увидел, как делает это, и вдруг наваждение рассеял ее тихий голос.
— Полегчало?
— Ты наводишь мороки? — рявкнул Янат, вскакивая и отступая на шаг назад.
— Я говорила с землей. Если бы меня не изгнали, то стала бы илье, — навья взяла из сумки чашку и набрала воды из озера, затем, снова порылась в бездонных плетенных недрах и насыпала в воду серый порошок, — но земля решила иначе. Я не хочу, чтобы ты действительно стукнул меня по голове камнем.
