долей условности определить как племя или народ. Но как только группировка разделялась и ее части теряли языковую связь, — они непременно становились и разными народами. Оставаясь при этом представителями одной генетической гаплогруппы.
И точно так же сходившиеся по тем или иным причинам вместе племена вскоре становились одним народом, несмотря на разные генетические маркеры.
Вот в этой противоречивой реальности мы и будем отслеживать дальнейший путь наших предков.
Очень важные данные предоставляет лингвистика. И в частности, с помощью ее методов ученые реконструируют ушедшие вместе с исчезнувшими народами языки, пытаясь добраться до того первого праязыка, на котором говорили первые люди.
Язык тех первых людей — проблема сложная и, кажется, нерешаемая. Этого единого праязыка, возможно, и не было вовсе. Особенно если принять гипотезу, что язык человечества зарождался сразу в нескольких центрах. И скорее всего, так и было: разные первобытные стада и племена переходили от обезьяньих звуков к словам в разных местах и в разных природных условиях. Потому и обозначения для предметов должны были быть разными. Конечно, легендарный наш первый «Адам» какие-то звуки издавал. Насколько они были похожи на речь, на язык — для тех времен, когда он жил, вопрос открытый. А вот его потомство стало расходиться так радикально и на такие огромные расстояния, что, конечно же, в новом месте дислокации должно было понятийный аппарат изобретать фактически заново.
Так что единого языка начального человечества могло не быть вообще. А наличествовала, согласно гипотезе, предложенной русским этнографом С. П. Толстовым, некая «первобытная языковая непрерывность». По его мнению, человечество на заре истории говорило на многочисленных языках, постепенно переходивших один в другой на смежных территориях контакта племен и составлявших в целом как бы единую непрерывную сеть («языковую непрерывность»). Соответственно, считает С. П. Толстов, —
Считается, что формирование языковых семей должно было начаться около 15 тысяч лет назад, в конце палеолита. То есть это косвенное подтверждение вышеприведенной гипотезы — уж к этому периоду потомство «первобытного Адама» точно разошлось по планете так, что контакт друг с другом поддерживать не могло. За исключением каких-то случаев соседства.
Так это или не так, и прав ли С. П. Толстов, мне лично судить трудно. Лингвисты спорят между собою не менее ожесточенно, чем историки. Поэтому приведу и более традиционную точку зрения, согласно которой языки возникали в ходе распада неких праязыков, общих для всего человечества.
Тогда в Передней Азии и образовалась, в частности, так называемая «ностратическая группа» языков. А около 13 тысяч лет назад эта семья начала распадаться, очевидно, расселяясь по Евразии. В сопровождающем то расселение процессе языковой дивергенции образовались нынешние основные группы языков: индоевропейская, семито-хамитская, уральская, алтайская, картвельская, дравидийская.
Прошу снова отметить: то, что «ностратики» стали расселяться по Евразии, не означает, что она была пуста и что ее заселили люди из Передней Азии. Как мы знаем, по тундростепи у отрогов ледника жили и охотились на мамонтов и лошадей вполне энергичные группы охотников. Они принадлежали к виллендорф- костенковской культуре и кроме всего были весьма изобретательными и искусстволюбивыми господами. Это именно им принадлежат знаменитые «палеолитические Венеры» — женские статуэтки довольно эротического вида.
Возможно, носители ностратических языков потому и стали родоначальниками нескольких громадных языковых семей, что на них действовал тот же закон, о котором мы только что говорили: разорвалась одна общность — пошла языковая дивергенция; встретилась и соединилась с другой общностью — началась языковая конвергенция. И на выходе — сегодня — отмечаем общие признаки между эскимосским и русским языками, хотя никоим образом, ни генетически, ни археологически, эти народы ничего общего не имели.
Потому сегодня «ностратикам» приписывают различные археологические культуры — свидерскую, аренсбургскую, постсвидерские микролито-макролитические традиции и так далее. Разбираться с этим задачей данной работы не является, да вряд ли вообще, не обладая машиной времени, можно надежно сопоставить археологические признаки с носителями каких-либо языков. По крайней мере для той эпохи.
Но одно можно утверждать с уверенностью — кем бы ни были ностратики генетически, в будущей русской Евразии они столкнулись с носителями гаплогруппы R1a.
Известно, что ближайшими нашими родственникам и индоевропейских языков носителями являются восточные ностратики, которые дали уральские, алтайские и дравидийские языки.
Но что интересно:
И, таким образом, это может —
А если предположить, что современные исследователи генной генеалогии несколько ошибаются с временной привязкой мутаций? Возможно, мутации вовсе не были такими регулярными, как им кажется! Да и счет они ведут на поколения. Но ведь это сейчас поколения разделяют 20–25 лет, когда люди заводят первого ребенка. А раньше жить торопились, ибо немного лет тогда было людям и отмерено — 25–30. К сорока — уже старик… А значит, и детей заводили, как только могли это делать физически — лет с 11–12. И если эту разницу принять во внимание, то получается у нас довольно любопытное совпадение данных генетики с данными лингвистики.
Праностратики существовали в языковой и этнической близости в Месопотамии и Иране. Да, но то же самое у «нас» происходит с периодом между мутациями М89 и М9!
Там от «нас» отделились семито-хамиты (гаплогруппа J), носители неиндоевропейских кавказских языков (гаплогруппа G), носители неиндоевропейских европейских языков (гаплогруппа I).
А «мы» — те, кто не остался на месте, — постепенно смещаемся к Индии. Откуда «наша» уже ностратическая общность идет северу, в Центральную Азию. Там и происходит окончательный ее распад.
Там «мы» получаем мутацию М45. Не исключено, что это как-то связано с распадом общности. Некий природный катаклизм, космическое явление, изменение магнитного поля Земли — да мало ли! Л. Гумилев, при всей неоднозначности отношения к его теории в академическом мире, не зря вынужден был предположить влияние внешних, чуть ли не космических воздействий на развитие народов. Иначе необъяснимы эти загадочные взрывы их активности или пассионарности. А тут — вот она, мутация! Сидит в Y-хромосоме, вещая о чем-то экстраординарном, что затронуло тогда большие группы людей. Что-то воздействовало на численно значимую группу мужских особей. Из-за чего, возможно, и происходило их выделение из прежней общины, в которой оставались те, кого не затронуло то воздействие.
Кстати, такое допущение — смещения данных генетики по времени — позволяет разрешить и
