переводить дух.
Тирант как раз проходил мимо одного из таких обессилевших, когда пленник вдруг громко свистнул ему в спину и захохотал.
Севастократор сразу остановился и повернулся в его сторону. А пленник совершенно очнулся от своей усталости — быть может, отчасти притворной, — уселся на корточки и приветственно помахал ему рукой:
— Эй, глупый франк! Где это ты испортил свою красивую ногу? Ох, помню, как ты гордился своими ляжками! Теперь уж не покрасуешься — останешься кособоким! — И он покачался из стороны в сторону, как утка, сидя на корточках.
— Галансо! — узнал нахала Тирант. — Хорватский пират! Как это тебя угораздило попасть в плен?
— Все из-за турок, чума их забери, — сказал хорват.
Один из византийских солдат недоуменно глянул на пленника, который так весело и непринужденно болтал с севастократором, но Тирант только усмехнулся, и солдат прошел мимо.
— Расскажи, — обратился Тирант к Галансо, — что с тобой случилось.
— Ты же сам видишь, франк, что со мной случилось, — ответил хорват. — В тот самый день, как мы с тобой встретились, я подстрелил птицу себе на обед, а когда ободрал с нее перья, то увидел, что у нее женская грудь. «Беда, Галансо! — сказал я себе. — Будет твоя жизнь совсем дурной, если теперь тебе попадаются такие птицы». И точно — месяца не прошло, как я уже валялся в гнилой тюрьме с железом на ногах. Вон, посмотри! — Он дрыгнул ногой, показывая следы от кандалов. — Если бы не эта погрузка, так бы и сдох там, не видя солнечного света, потому что выкуп за меня вносить некому.
— Я сам внесу за тебя выкуп, — сказал Тирант. — Вставай. Ты мне нужен. — Он протянул хорвату руку и помог ему подняться с земли. — Сколько за тебя просят?
— Десять золотых дукатов. — Галансо заботливо отряхнул свои пыльные штаны.
— Не дорого ли за такого оборванца?
— Я ведь капитан, — сказал Галансо, — и хорошо умею потрошить жирные генуэзские галиоты.
— Что ж, — сказал Тирант, — справедливо. Поможешь мне взять Бельпуч с воды — получишь десять золотых дукатов за свою свободу и еще тысячу сверх того от меня.
— Вот это дело! — обрадовался хорват. — А кто ты такой, а?
Глава девятнадцатая
Плаванье по реке было похоже на прощание, так быстро, с такой печалью пробегали окутанные туманом рассветные берега. Баржа, наполовину закрытая ветвями деревьев, представлялась ладьей Харона. Серовато-зеленый горб плыл вниз по течению, а внутри этого горба копошились вооруженные люди.
Следом за головной баржей шли еще и еще — всего полтора десятка. Это были основные силы, которые двигались к Бельпучу на помощь сухопутным войскам, измотанным долгой осадой.
Тирант сидел на низком складном стуле, вытянув больную ногу так, чтобы она удобно помещалась на специальной подушечке. Севастократор не спал несколько дней; сон не шел к нему.
Перед отплытием он почти не виделся с Кармезиной, только раз или два мельком. «Скоро, — сказал он ей при расставании, — теперь уже скоро…» Он видел россыпь слез, окружавших ее образ, точно шитые жемчугом ризы. Уходя, она взмахнула рукавом, и весь этот жемчуг растаял.
А когда она удалилась, к Тиранту подступил герцог Синопольский, которому, в отсутствие герцогов Македонского и де Пера, было поручено командовать сухопутными войсками.
— Отчего вы хотите непременно плыть на баржах, севастократор? — спросил герцог Синопольский.
Непонятно было, какое у него настроение, потому что из-за сросшихся на переносице бровей герцог Синопольский всегда выглядел нахмуренным и суровым. Тем не менее это был весьма любезный сеньор, и Тиранту он нравился.
Севастократор дружески сжал его руку:
— Я мог бы сказать вам, что мне легче сидеть на барже, нежели скакать верхом на лошади, сеньор, но вряд ли вас удовлетворит такое объяснение.
— Да уж, — молвил герцог Синопольский, — оно меня совершенно не удовлетворяет. Я немного успел узнать вас: вы из тех, кто избирает для себя все самое опасное.
— Потому что я не могу доверить это никому, кроме самого себя, — сказал Тирант.
Герцог Синопольский сощурил глаза, внимательно рассматривая своего собеседника.
— Я мало с вами знаком, — медленно проговорил герцог Синопольский, — и сожалею о том, что прежде нам не доводилось воевать бок о бок. Поэтому я даже не знаю, как мне следует истолковать ваши слова.
— Их не нужно истолковывать, — ответил Тирант. — Я просил вас командовать штурмом с берега, только и всего. Если вы любите императора и меня, то сделаете это.
— Отправляясь в путь на баржах, вы вверяете свою жизнь пирату, — сказал герцог Синопольский. — Мы захватили его в плен, когда он дрался против нас с оружием в руках. Он сам признавался в том, что прежде промышлял разбоем. И такого человека вы ставите во главе своей речной флотилии!
— У меня нет на примете никого лучше, — Тирант вздохнул. — Я не хочу ни оправдываться перед вами, мой господин, ни тем более похваляться своими мнимыми достоинствами, но Галансо не станет слушать никого, кроме меня. Поэтому я и плыву с ним. Иоанниты войдут в гавань и вступят в бой с генуэзцами, которые подвозят туркам продовольствие и охраняют Бельпуч от нападений с моря. Вы должны начать штурм со стороны пересохшего русла, а мы подойдем по Трансимено и атакуем главные ворота.
Они обнялись в знак того, что между ними установлено полное взаимопонимание, и расстались.
Река тихо плескала о низкие борта баржи. Несколько человек отталкивались от речного дна длинными шестами. Под кормой вода журчала и пела. Туман местами расступался, являя зелень кустов или провалы пустого луга; затем белые клубы смыкались и мир снова терялся из виду.
Тирант не видел, как они миновали замок Малвеи. Должно быть, это произошло в тот краткий миг, когда севастократор наконец все-таки заснул. Однако он пробудился еще до рассвета и снова стал смотреть на берега.
Пират Галансо стоял на корме и внимательно осматривал свою плоскодонную флотилию. При мысли о том, что колченогий франк обещал ему свободу и деньги, хорвату хотелось хохотать. Вот уж не думал он, что будет обязан всем этим тому самому «Тирану», которого так поносил, да еще прямо в глаза! В первую минуту, узнав, с кем имеет дело, Галансо обомлел от испуга, но Тирант лишь посмеялся над его страхами.
«Помнится, ты что-то говорил о том, что пришлый бретонец намерен раздвинуть ноги императорской дочери, — напомнил Тирант. — И к тому же называл его вором».
«Ну, этого я не помню, — хмурился Галансо, отводя глаза и с тоской гадая, как повернет дело Тирант. — Мало ли что болтали в порту…»
«Ты верно все напророчил, — сказал Тирант, — и я действительно украл девственность принцессы, так что в твоих словах не было никакой клеветы».
Галансо понял, что на него не сердятся, и сразу приободрился.
«Стало быть, коль скоро я не солгал насчет колен императорской дочери, ты и поручаешь мне командовать своей речной флотилией?» — осведомился он, по привычке обращаясь к севастократору на «ты».
«Колени императорской дочери мало общего имеют с речной флотилией, — ответил Тирант. — Но полагаю, тебе доводилось подбираться к крепостям с реки и набрасываться на их ворота, когда неприятель меньше всего этого ожидает».
«Мне доводилось делать почти все, на что способен человек, умеющий держать в руках весла, веревки и железное оружие», — сказал Галансо.
