пока не появился новый Главный и не сказал: «Непорядок! Эти люди (то есть мы, анестезиологи и реаниматологи) тоже должны иметь место, где можно отдохнуть после тяжелого трудового дня». Так как пациенты не бродят по нашим коридорам, бывшее начальство считало иначе: зачем выделять помещение, если никому, кроме врачей, им все равно пользоваться не придется? К счастью, времена изменились, и теперь я могу не торчать в ординаторской, где столы понатыканы так плотно, что яблоку негде упасть, а вытянуться на маленьком диванчике в комнатушке с телевизором. На мгновение мне взгрустнулось: когда я вспомнила о Шилове, таком чистеньком после душа, хорошо пахнущем, лежащем сейчас на новом шелковом постельном белье, купленном мной за невероятную цену в «Максидоме». Как хорошо было бы сейчас уткнуться ему в плечо, почувствовать на своем теле его сильные, мягкие руки… Ладно, это будет завтра, а сегодня посмотрю кино.
Перед тем как идти в комнату отдыха, я решила заглянуть в реанимационную палату. Со мной дежурила Светлана Крюкова, медсестра, а меня лично волновало состояние пациентки, которой сегодня делали операцию в гастроэнтерологии. Женщину сорока восьми лет доставили к нам по «Скорой». Вообще-то она являлась онкологической больной, но по городу дежурила именно наша больница. У пациентки внезапно случилось прободение опухоли желудочно-кишечного тракта. Судя по истории болезни, мы мало что могли сделать: рак четвертой степени с метастазами в печень. Тем не менее Дима Сонаишвили, хирург, прекрасно справился с купированием опухоли. Есть ли у этой женщины хотя бы небольшой шанс? Судя по анализам, вряд ли: гемоглобин зашкаливает за предельно низкие значения, да и вес всего сорок кило – значит, химиотерапию делать нельзя. Охлопкова созванивалась с онкологическим центром, где больная несколько раз проходила лечение, пыталась договориться о ее переводе туда, так как в нашем отделении помочь ей невозможно. После этого разговора заведующая анестезиологией была зла, как фурия, из чего я сделала вывод, что беседа успеха не имела – разумеется, больных на грани жизни и смерти не желают принимать даже в «раковом корпусе»!
Толкнув дверь в реанимацию, я услышала какой-то шум. Это не был мерный гул работающих аппаратов искусственного дыхания или других приборов. Войдя, я сразу поняла, в чем дело, и глаза мои полезли из орбит: к стенке боязливо жались Руслан и Ляна, два наших стажера. Мне показалось, что за секунду до этого парень что-то быстро сунул в сумку, валявшуюся у его ног. Они стояли рядом с койкой раковой больной.
– К-какого черта вы здесь делаете?! – прошипела я, оглядываясь в поисках Светланы и не видя ее. – Где дежурная сестра?!
– Мы… а она… – залепетала Ляна, но Руслан быстро перехватил инициативу:
– Она пошла перекусить, а нас попросила… присмотреть тут.
– Вас? Присмотреть?!
Ну, Светка, ты у меня дождешься! Уже не впервые я ловила ее на манкировании своими обязанностями, но ни разу еще сестра не позволяла себе такого беспредела – оставить зеленых стажеров в реанимации «присмотреть» за пациентами, которым в любую минуту может понадобиться экстренная помощь!
– Агния Кирилловна, вы Свету не ругайте, пожалуйста, – взмолилась Ляна. – Мы же никакой практики не видим, занимаемся только тем, чем нянечки должны заниматься, мы же будущие врачи, должны все видеть своими глазами…
– Нет, милые мои, – перебила я девушку, – ваше дело на втором курсе – биксы таскать и делать все, что скажут. Посещать палаты, а уж тем более эту палату, вам разрешается только в присутствии квалифицированного медперсонала!
Ляна явно испугалась: ее огромные глаза расширились, и все же мне показалось, что я прочла в них что-то еще, никак не вязавшееся с обстановкой – возбуждение, что ли? Лицо Руслана оставалось спокойно-напряженным.
– Марш отсюда! – рявкнула я, распахнув дверь. – И чтобы больше я вас за пятьсот метров отсюда не видела. А завтра, уж будьте уверены, ваш руководитель практики обо всем узнает. Кстати, что это у тебя в сумке, Руслан?
– А вот это не ваше дело, Агния Кирилловна, – глядя мне прямо в глаза, произнес молодой человек. В его словах, сказанных мягким тоном, сквозила неприкрытая угроза, а темные глаза горели. Меня посетила мысль о том, что парень находится под действием каких-то препаратов. Неужели балуется наркотиками?
Ляна, судя по всему, была настроена не так воинственно: она тихонько проскользнула мимо меня в коридор. Руслан последовал за ней, напоследок кинув на меня оценивающий взгляд: на мгновение мне даже почудилось, что он собирается наброситься, хоть это и казалось полным абсурдом.
Оставшись в палате одна, я проверила показания всех приборов. Что ж, по крайней мере, похоже, стажеры ни к чему здесь не прикасались – и то хорошо! Теперь нужно отыскать эту халду Свету и вставить ей фитилей за «хорошую» работу. У меня даже появилась идея, куда она могла отправиться: наверняка сегодня дежурит кто-то из ординаторов в соседнем отделении, а наша Светлана – большая любительница мужчин. Скорее всего, она сочла возможным пойти развеяться, раз уж есть на кого свалить свои обязанности! С другой стороны, как вообще могло получиться, что ребята оказались здесь в такой час? Я-то полагала, что они давно ушли домой!
Мне вспомнились слова старшей сестры о нездоровой тяге практикантов к смерти. Луткина еще тогда сказала, что Руслан становится похож на волка, когда на него никто не смотрит. Тогда я посмеялась над ее впечатлительностью, но сегодня, когда его неподвижный взгляд был направлен прямо на меня, ощутила приступ паники. Что Ляна и Руслан забыли в реанимационной палате? Они стояли над практически безнадежной пациенткой, словно… словно ангелы смерти! Это сравнение пришло мне на ум совершенно спонтанно, но чем дольше я думала, тем более зловещей начинала казаться вся эта сюрреалистическая ситуация. Болтовня об отсутствии практики – полная ерунда, и этим никак нельзя оправдать присутствие ребят в палате, полной приборов, о которых они не имеют ни малейшего представления. И что все-таки Руслан засунул в свой рюкзак?
Я сняла трубку и позвонила в приемное отделение с просьбой отправить кого-нибудь пробежаться по больнице и отыскать пропавшую реанимационную медсестру, после чего села на место Светланы: ни в коем случае нельзя оставлять эту палату без присмотра.
На следующий день я, как и обещала, уже из дома позвонила Туполеву и доложила о происшествии с его стажерами. Руководитель практики выразил возмущение и сказал, что обязательно разберется с ребятами, заверив меня, что такое больше никогда не повторится.
Прежде чем покинуть больницу утром, я намеренно дождалась прихода Охлопковой. У нас с ней состоялся короткий разговор о Светлане. Кстати, сестра из приемного отделения отыскала девушку в кардиологии, где она и один из ординаторов устроили себе ложе любви не где-нибудь, а в кабинете заведующего! Узнав обо всем, Охлопкова вызвала медсестру на ковер, а я ретировалась: не люблю присутствовать при разборках начальства с подчиненными. Ночью я уже высказала Светлане все, что о ней думаю, поэтому оказаться при втором дубле желания не испытывала.
В общем, сочтя свой долг выполненным, я решила соснуть часика три, а после заняться своими делами. Нужно, наконец, купить проклятое свадебное платье, иначе мне придется идти в загс в старых шмотках, а это выглядело бы уж совсем неподобающе!
Разложив постель, я уже собиралась растянуться на мягкой простынке и дать отдых уставшим конечностям, как вдруг затрезвонил телефон. Мама и Дэн еще спали, поэтому я тут же сорвала трубку, чтобы громкий и настойчивый звонок не разбудил их.
– Карпухин, – услышала я знакомый голос: майор всегда говорил свою фамилию, когда звонил на домашний телефон: видимо, сказывалась многолетняя привычка разговоров с малознакомыми людьми по работе, когда непременно следовало сначала представляться. – Звонил вам на сотовый, но вы трубку не берете.
Действительно, я оставила мобильник в сумке в коридоре. Звонит он тихо, поэтому я не могла услышать его из комнаты.
– Что-то случилось? – встревоженно спросила я: Карпухин не стал бы беспокоить меня так рано без веской причины.
– Я решил, что вам следует знать: дело о смерти Людмилы Агеевой официально переведено в разряд уголовных. Вашу подругу действительно убили. Наш судмедэксперт обнаружил следы барбитуратов в ее
