— Ради бога! — воскликнул Шестаков, придвигая телефон.
Демин не мог не улыбнуться умению Шестакова все свои чувства выражать возгласами. В конце каждого его замечания, слова, ответа можно было ставить восклицательный знак. При этом маленькие черные глазки Шестакова оставались серьезными, даже печальными. Это впечатление усиливал крупноватый, сдвинутый набок нос. Шестаков носил жилетку, правда, от другого костюма, яркий галстук завязывал таким громадным узлом, что он подпирал подбородок. Туфли у него были на высоких каблуках, шаги он делал неестественно большие, видно, из желания казаться внушительным. Да и говорил Шестаков не совсем своим голосом, старался сделать его солиднее, громче. Тоже проблемы, подумал Демин, набирая номер телефона Рожнова.
— Иван Константинович? Демин беспокоит. Как вы там без меня?
— Тяжело, Валя, но перебиваемся. Даже кое-какие достижения имеем. Борисихин вот покаяние написал.
— Борисихин?! — не смог сдержать возгласа Демин.— И в больнице он был?
— Был. Признался. И Жигунова он ахнул по темечку.
— Так… А кто остальных? Тоже он?
— Нет. Берет на себя только старика.
— А старик-то жив?
— Более того, пошел на поправку. Говорить не может, но глазками моргает.
— Охрану не сняли?
— Обижаешь, Валя,— укоризненно протянул Рожнов.— Как можно! А что у тебя?
— Золото здешнее, Иван Константинович. Конечно, возможны огорчительные неожиданности, но все совпадает до десятых долей грамма. А что Тетрадзе?
— Настаивает на первоначальных показаниях.
— Жигунов не вспомнил, где ночку провел?
— Вспомнил. Но не скажу, говорит. Мне, говорит, выгоднее промолчать. Такой вот странный товарищ.
— Ладно, разберемся. Запишите… Бузыкин Степан Васильевич… Не появлялся ли он в наших краях? Предположительно один из участников кражи в универмаге. Пока все. Завтра позвоню,— Демин положил трубку.
— Хорошие новости? — спросил Шестаков.
— А бог их знает, какие они… Жизнь покажет.
«Надо же,— подумал Демин,— каждый день совершаем десятки поступков, встречаемся с людьми, высказываем догадки, возмущение, восторги, и все это проходит и проходит мимо. Но стоит произойти чрезвычайному событию, и в любом из наших поступков можно увидеть нечто необъяснимое, загадочное, в каждом слове нетрудно уловить второй смысл, наши отношения с близкими для постороннего человека уже не кажутся простыми и ясными, в них обнаруживается недоговоренность, ощущается стремление что-то скрыть, представить в ином свете, ввести в заблуждение. И делаем мы это без злого умысла, без корыстных намерений, потому что попросту невозможно всем и всегда говорить правду — это настолько усложнило бы, обострило наши отношения, что мы перестали бы понимать друг друга. А когда не происходит ничего из ряда вон — самые странные поступки и слова кажутся естественными и жизнь течет своим чередом. Что же получается — преступление переоценивает человека, его личность, характер? А допустимо ли пересматривать суть человека на основе чего-то случайного?»
Зазвонил телефон, и Шестаков быстро поднял трубку, хотя дотянуться до нее ему было куда труднее, нежели Демину.
— Да! Шестаков! Слушаю! Понял! Выезжаем! Пока! Бузыкин на барже! — повернулся он к Демину.— Прилетел, шпак дохлый! Едем?
— Куда деваться — надо.
17
Машина с оперативной группой была уже наготове, и через несколько минут Демин смотрел сквозь ветровое стекло на синие весенние сумерки, на вечерние огни города, на прохожих. Опять подморозило, время от времени под колесами слышался звонкий хруст тонкого льда. Постепенно улицы становились темнее, фонарей поубавилось, и вот уже впереди, на фоне закатного неба показались черные прочерки портовых кранов. Они были неподвижны, и только слабая лампочка на каждой стреле словно предупреждала, что остановка временная, что скоро опять начнется летняя страда, опять здесь будут толпиться баржи, катера, теплоходы.
Из машины вышли у ворот порта.
— Баржа у четвертого причала,— предупредил Шестаков.— С берега проложена доска с перекладинами. Наш человек уже там, в случае чего подскажет.
Доска оказалась на месте, никто с нее не свалился в холодную мартовскую воду, и через несколько минут на барже было уже человек пять. Шестаков дал знак следовать за ним и уверенно пошел вдоль борта. Приблизившись к одному из иллюминаторов, он приложил палец к губам, заговорщицки подмигнул — здесь, мол. Демин осторожно заглянул в каюту. Но ничего не увидел, только слабый свет электрической лампочки, закрытой стеклянным колпаком, просачивался сквозь иллюминатор. Увидев, что все в сборе, Шестаков решительно толкнул дверь. Но она оказалась запертой. Тогда он громко постучал.
— Кто? — раздался голос из-за металлической двери.
— Свои, Степа, открывай! — Шестаков подмигнул Демину. «Вот какие мы тут находчивые!»
В каюте помедлили, видимо, человек не знал, как ему быть. Наконец дверь открылась. Несколько оперативников тут же вбежали в каюту, оттеснили невысокого плотного парня к стенке, убедившись, что оружия при нем нет, усадили на лавку. Единственное, что Демин смог прочитать на его лице, было любопытство. Как ни вглядывался он в пухловатое лицо, не нашел даже признаков беспокойства, возмущения, испуга. «Или действительно слегка туповат,— подумал Демин,— или же его самообладание не в пример нашему…»
Оперативники тем временем под лежаком нашли объемистый портфель. Когда Шестаков начал открывать его, по лицу Бузыкина пробежала не то виноватая, не то шалая улыбка. Ну, дескать, держитесь, сейчас вы такое увидите.
Шестаков, торопясь, пощелкал замками, откинул ремни, раскрыл портфель. И словно окаменел. Он без выражения смотрел то на Бузыкина, то внутрь портфеля. Подойдя, Демин заглянул и не смог сдержать возгласа удивления — портфель до половины был набит часами. Разных форм, расцветок и систем, они были ссыпаны в портфель и сверкали в слабом свете лампочки, создавая ощущение нереальности происходящего.
— Твой портфель? — сурово обернулся Шестаков к Бузыкину.
— Даже не знаю, что и сказать,— Бузыкин, кажется, всерьез задумался над тем, что ответить этому следователю на высоких каблуках.— Если скажу, что впервые вижу этот портфель,— начал он рассуждать вслух,— вы мне не поверите. Это ясно… Еще и смеяться начнете… С другой стороны, вроде и грех без единого слова отказываться от портфеля, от его содержимого… Второго такого не будет.
— Значит, ты знаешь, что там лежит! — радостно воскликнул Шестаков.
— Этого я не сказал,— улыбнулся Бузыкин.— Я только сказал, что жаль отказываться от портфеля, не зная даже, что там лежит.
— Кто еще живет в этой каюте? — круто повернулся Шестаков к капитану.
— Бузыкин живет… Больше никто.
— Вот этот вопрос уже ничего, получше первого,— заметил Бузыкин.— Но что касается портфеля, я еще не решил.
Увидев на стене футляр, Демин взял его, раскрыл. Внутри оказался хороший, сильный бинокль. В кармашках для светофильтров лежали два золотых колечка. Демин положил колечки на стол. Бузыкин
