карманах своей фуфайки и не может найти золотого кулона. Нефедов ему не верит. Дергачев действительно не виноват, он не знал, что его подруга жизни, хлебнув лишнего, обшарив фуфайку и найдя там золотой кулон, в спешке проглотила его, видя, что вещицу ищут. Дальше вообще все просто — ссора, оскорбления, драка, и Нефедов в беспамятстве или еще там как-то хватает подвернувшийся молоток и бьет Дергачева по голове. К нему бросается жена Дергачева, ей тоже достается. Старик спит пьяный, Свирин — единственный свидетель. Нефедов, решив, что семь бед — один ответ, укладывает и его. Стаскивает в кучу тряпье, бумагу, поджигает и уходит. Через некоторое время, увидев, что дом не загорелся, возвращается. На этот раз все вспыхнуло очень хорошо. Дальнейшие события вы знаете. На пожар приезжает следователь Демин и все ставит на свои места.
— Прекрасно,— кивнул Рожнов.— А за что ты арестовал Борисихина?
— А разве он сам не написал покаяние?
— Написать-то написал, но только кое-кто не прочь это покаяние истолковать не в твою пользу — дескать, угрозами и принуждением заставил человека оговорить самого себя.
— Он написал это покаяние, когда я был в командировке,— улыбнулся Демин.— Меня в это время не было в Москве.
— Кое-кто готов поверить объяснению, что написано оно было раньше, а дата поставлена позже.
— Так,— усмехнулся Демин,— теперь, значит, мне предстоит защищаться и доказывать, что я не верблюд.
— Может быть, ты и в самом деле не верблюд, но это действительно нужно доказать.
— Нет.— Демин покачал головой.— Нет, Иван Константинович, доказывать это не надо. У нас, слава богу, презумпция невиновности. А если кто-то хочет доказать, что я верблюд — прошу. Я готов выслушать его доказательства.
— Ошибаешься. Презумпция невиновности защищает Нефедова, Борисихина и прочих. Но не тебя.
— Я что — рыжий?
— Слегка.
— Доказывать невиновность мне не придется по той простой причине, что Борисихин в своем покаянном письме написал правду. И эта правда вписывается в общую картину преступления. Когда он выволакивал из дома свою жену, старик мелко и пакостно похихикал над ним. И Борисихин, не сдерживаясь, ударил его. Поленом. Об этом он и написал. И не отказывается от написанного. А на следующий день, узнав о происшедшем, побежал тайком в больницу, чтобы узнать, жив ли старик, не убил ли он его. Он пробирался со двора черным ходом, перемазался в штукатурке и, естественно, дал мне повод задержать его. Кроме того, заметьте, никто не мог подтвердить, что в эту ночь он был дома.
— И молодого Жигунова ты тоже задержал за то, что он ночевал неизвестно где?
— С Жигуновым все сложнее. При обыске у него нашли зеленый шарф, а ворсинки от этого шарфа — на заборе. На шарфе пятна крови. По группе — кровь отца.
— Как ты это объясняешь?
— Когда Борисихин уложил старика в снег, Жигунов вместе с Нефедовым втащили его в дом и, конечно, перемазались. Вот и все.
— Знаешь, меня смущает зеленый шарфик… Ведь его видели на Нефедове, а нашли у Жигунова!
— Все просто, Иван Константинович. Шарф принадлежал Нефедову. И он был на Нефедове, когда тот приходил к Мисюку. Он оставался на Нефедове, когда тот с Жигуновым втаскивал старика в дом. В доме Нефедов разделся и шарф, естественно, снял, оставил на вешалке. Жигунов уходил изрядно выпивший. По ошибке прихватил шарф и пришел с ним в общежитие. Но жена, увидев, в каком состоянии муж, выгнала его. Жигунов ушел, как говорится, в ночь. Вытолкав его из дома, жена выбросила вслед за ним пальто и шапку, а шарф остался на вешалке. Жигунов провел ночь у своей прежней девушки, но молчал об этом. Не столько меня, сколько жены опасался. И, таким образом, дал мне основания заподозрить его в убийстве.
— И Тетрадзе дал тебе основания? — спросил Рожнов.
— Да. И Тетрадзе. Старик выманил у него две тысячи и отказался их вернуть. Горячая кавказская натура могла возмутиться? Могла.
— А как вымазался в крови Тетрадзе? Откуда пепел на его обуви?
— В деле об этом сказано подробно. Застав в доме уйму гостей, Тетрадзе решил зайти позже. И пришел как раз в тот момент, когда разгорался ворох бумаг и тряпок, подожженных Нефедовым. Увидев окровавленных людей, пылающую кучу, Тетрадзе…
— Оцепенел? — подсказал Рожнов.
— Совершенно верно. Оцепенел. Но быстро пришел в себя. Затоптал огонь и сбежал, справедливо рассудив, что если его застанут здесь, то, конечно, решат, что все натворил он. Сбежал в калитку. Он не знал о существовании выхода через сад. Об этом выходе знал сын старика, Михаил, он и оставил на заборе ворсинки. Нефедов, отойдя от дома, заметил, что пламя погасло. Тогда он вернулся, поджег снова и, убедившись, что огонь набрал силу, ушел.
— Это он сам тебе рассказал?
— Не надо, Иван Константинович, все понимаю. Вы хотите сказать, что, возможно, и Тетрадзе, и Борисихин, и Жигунов все-таки как-то причастны… Проверил. Сопоставил. Все сходится. Поработал один Нефедов. Он сам рассказал, и все его слова подтверждены. И потом, заметьте — поведение всех подозреваемых вписывается в общую картину. Мы могли им верить или не верить, но они говорили правду.
— Да, а большой след у калитки? Кто его оставил?
— Понятия не имею,— улыбнулся Демин.— Может, пожарные, может, милиция… Но, скорее всего, Нефедов.
— Почему Нефедов поехал в Лагодехи?
— Ему больше некуда было ехать. Он понимал, что все его родственники отпадают, их тут же возьмут под присмотр. А уехать он хотел надолго. Во время пьяного застолья Нефедов выудил у Тетрадзе сведения о родне, так что тот почти и не заметил этого! Но, приехав в Лагодехи, сообразил, что сразу появляться у родни не следует. Этот вариант Нефедов просто держал в запасе.
— А что золото? Мы можем похвастать, что все вернули государству?
— Похвастать можем, но вернули не все. Чуть больше половины. По дороге в Грузию Нефедов сумел сбыть еще несколько вещиц. Ну, а остальное нашли при обыске в том доме, где он остановился. И где спрятал — в собачьей будке. Там собака — с тебя ростом, Иван Константинович!
— Ладно,— хмуро сказал Рожнов, недовольный сравнением с собакой.— Пошли. Генерал ждать не любит.
