— Вы тут без меня могли все, что угодно, подтянуть, подделать, состыковать! — сказал Нефедов напряженным голосом, и Демин явственно услышал не только отрицание, но и растерянность, услышал вопрос — действительно ли доказано, кто его видел, кто остался жив?
— Что вы, Нефедов! Такое серьезное преступление нельзя оформить вот так походя, между прочим состыковать и подделать. Событие из ряда вон, я должен представить суду надежные доказательства. Вот завтра-послезавтра начнем очные ставки, вы увидите многих участников того развеселого застолья. Все они с нетерпением ждут встречи с вами. Ведь вы для них — спасение. Они уверяют меня в полной своей невиновности, а я, конечно, сомневаюсь, поскольку есть против них некоторые… соображения. Но теперь, когда появились вы собственной персоной, у них засверкали глаза, забрезжила надежда.
— Все на меня валят?
— А как же! Естественно. А вы будете валить на них. Куда вам деваться… Вот Бузыкин приедет, он уже в дороге, с ним потолкуете. А там, глядишь, понадобится следственный эксперимент, и мы снова вас рассадим за столом, в том же порядке, в каком вы сидели у Жигунова… Вместо погибших сядут наши товарищи, понятые… Уцелевшие сами сядут на свои места.
— Стращаете? — усмехнулся Нефедов.
— Упаси боже! Объясняю положение, в котором вы оказались. Должен сказать, что у меня нет большого желания встречаться с вами каждый день и смотреть, как вы здесь комедию ломаете. В ближайшую неделю я буду беседовать с людьми, которые жаждут поговорить со мной, которым просто не терпится дать правдивые и чистосердечные показания. А у вас будет возможность подумать, сопоставить, прикинуть… Кстати, не хотите взглянуть на снимки? У нас прекрасный фотограф… Вот дом во время пожара, вот тот же дом после пожара… Пострадавшие… Здесь, правда, невозможно разобрать, кто жив, кто мертв и вообще кто есть кто, но представление получить можно.
Демин видел, как вздрагивали снимки в длинных пальцах Нефедова, как солнечные блики, упав на отглянцованные поверхности, мелькали на его лице. А тот смотрел и смотрел на фотографии, словно забыв, что их надо вернуть. Демин не торопил его, понимая, что именно сейчас Нефедов, возможно, принимает самые важные решения. Наконец, спохватившись, он положил снимки на стол. Ну что ж, подумал Демин, он не сможет их забыть, они все время будут у него перед глазами, и это тоже хорошо, а то, похоже, до сих пор преступление виделось ему в неких соблазнительных поворотах — выпивка, ссора, в которой он, конечно же, оказался сильнее других, и даже пожар за спиной казался просто внушительным зрелищем…
— Где же это я прокололся? — проговорил Нефедов растерянно.
— О, не стоит об этом думать! — воскликнул Демин.— Вы прокалывались на каждом шагу, так что не надо искать какой-то одной оплошности. На следующий день после пожара мы уже знали, что вы в нем замешаны. И в Лагодехах вас ждали, и еще в нескольких городах. Полная обреченность, Нефедов. У вас не было шансов. Ни одного. Честно говорю. Вы являете собой ужасно примитивного преступника. Может быть, вас подводит самоуверенность, может быть, самовлюбленность, не исключаю даже, простите, недалекость. Чего стоит один только факт — Бузыкину вы предлагаете работать без перчаток, чтобы он оставил следы, а сами в перчатках шарите по универмагу. Какая разница.— найдем мы ваши отпечатки или отпечатки Бузыкина? Недомыслие… Но все это не меняет дела. В мире действуют совсем другие законы человеческого общения, нежели это вам кажется.
— И какие же это законы? — Нефедов постарался придать своему голосу снисходительность.
— Могу сказать, хотя вы мне и не поверите… Понимаете, Нефедов, все-таки жизнь движут порядочность, доброта, великодушие, если хотите. Как бы вы к этому ни относились, но это так. А здесь вы оказались потому, что эти законы нарушили. Могло случиться так, что из универмага вы бы ушли безнаказанно и из горящего дома могли уйти более удачно. Чего не бывает на белом свете… Но от стула, на котором сейчас сидите, вам было не уйти. Да, ведь я не сказал — во время пожара погибли двое, Дергачев и его жена. Как утверждают эксперты, смерть наступила от удара твердым предметом по голове. Старик Жигунов и Свирин…
— Какой Свирин? — встрепенулся Нефедов.— А, так его фамилия Свирин…
— Так вот, эти живы, поправляются. Не думаю, что они расскажут что-то новое… Их показания нужны скорее суду. Слова очевидцев — это серьезное доказательство, тем более слова потерпевших.
— Живы, значит,— проговорил Нефедов, и трудно было понять, произнес он эти слова с облегчением или с сожалением.
— Не сегодня завтра можно будет поговорить с ними,— заверил Демин.— Вот вы все молчите, молчите, а я все говорю, говорю… Наверно, неправильно веду допрос, но не молчать же нам обоим, верно? Конечно, молчание — не самое худшее поведение в вашем положении, но я бы не назвал его и наилучшим. Надо защищаться, Нефедов, а вы ведете себя безвольно. Вам надо сделать все возможное, чтобы хоть на год уменьшить наказание, на два…
— Этого я постараюсь добиться хорошим поведением там, за проволокой! — с вымученной удалью воскликнул Нефедов.
— Да? — удивился Демин.— Тут вы просчитались. Есть статьи уголовного кодекса… Осужденные по этим статьям ничего не заслуживают хорошим поведением. Да, хочу рассказать вам еще одну следственную тайну… При вскрытии Дергачевой был обнаружен золотой кулон украденный в универмаге.
— Так она его проглотила?! — Нефедов вскочил со стула и, шагнув к столу, уперся в него длинными руками.— Она его проглотила?!
— Проглотила,— кивнул Демин, не понимая, что же так потрясло Нефедова.
— О! — Нефедов приложил ладони к лицу.— Значит, Дергачев был прав… Он меня не обманывал… А она молчала… проглотила и молчала, когда все это заварилось…
И тут с Нефедовым произошло еще одно превращение — согнувшись пополам, он хохотал, не в силах разогнуться, по лицу, искаженному судорожным смехом, катились слезы. Обессилев, Нефедов присел на стул, слезы, выдавленные смехом, теперь уже катились по его плачущему лицу.
— Подлая баба, подлая баба,— повторял он.
Залитые слезами глаза Нефедова, казалось, видели происшедшее в доме Жигунова, но только теперь он понял смысл всего происшедшего — так показалось Демину Где-то рядом была разгадка. Но в этот день Нефедов не произнес ничего связного.
Заговорил он только на следующее утро.
Заглянув в кабинет начальника, Демин поразился — Рожнов сидел в темном костюме и белой сорочке, смущенный парадным своим нарядом.
— Что происходит, Иван Константинович? Куда это вы? Никак, к ордену приготовились?
— К генералу приготовился. Неплохо бы тебе привести себя в порядок.
— Думаете, будет орден?
— Даст он тебе орден. Догонит и еще раз даст. Чтоб знал, как людей пачками задерживать.
— Я это делал только с вашего позволения.
— Ладно, ладно… Ввел начальство в заблуждение, осрамил, можно сказать, а теперь бумажками прикрываешься… Нехорошо. Подумай лучше, как оправдываться будешь.
— Ничего, Иван Константинович, авось. Картина преступления ясна, подтверждена показаниями, документами, экспертизами. Выдержим генеральский натиск.
— Говоришь, ясная картина? — Рожнов откинулся на спинку стула.— Хорошо, давай прокрутим еще раз, чтобы уж быть уверенными. Итак, что произошло?
— Преступление совершил Нефедов. Кто такой Нефедов? Красавец квартального масштаба, который решил однажды, что успех у девочек и в своей компании дает ему право на вольную жизнь. Драки, пьянки, озорство на грани хулиганства и так далее. Мать не в силах справиться с ним, отправляет к тетке. Заметьте — к старой женщине отправляется детина на третьем десятке лет. Там он знакомится с Бузыкиным. Вместе забираются в универмаг. Берут всякую дребедень, но помимо этого — золото. Нефедов решает, что началась новая жизнь. Он приезжает сюда, пытается продать золото. Подключает Дергачева. Вечером в доме Жигунова они встречаются, чтобы рассчитаться. Необходимо учесть обстановку в доме — весь день приходят и уходят гости, чужие люди, но все тянутся друг к другу, потому что… не к кому больше тянуться.
— Короче! — бросил Рожнов,— Из-за чего драка?
— Дергачев не может полностью рассчитаться с Нефедовым. Клянется, что отдал все, роется в
