берег реки. Немногим более сорока лет, женат, имеет ребенка двух лет. Вообще-то человек на пятом десятке мог бы иметь ребенка и постарше, но случается и такое. Не исключено, что у него и постарше дети есть — женат, оказывается, Фетисов четвертый раз. Нынешняя жена — учительница. Преподает труд в школе. Учит детишек кроить и вязать. Сам Фетисов закончил строительный институт. Работал геодезистом. Зарплата двести пятьдесят рублей. Не привлекался ни в суд, ни в милицию. Наград не имеет. Никуда не избирался. За рубежом не бывал. Ученых званий не удостоился. От соседей нареканий не поступало. И наконец, Демин прочел слова, которые его насторожили. Оказывается, Фетисов был студентом второго курса филологического факультета. Значит, были в его душе неудовлетворенность, стремление к иной жизни…
И еще одно удалось установить — место убийства находилось в стороне от всех маршрутов Фетисова. Жил он вдали от реки, место работы находилось в центре города, и даже проезжать мимо злополучного обрыва у него не было видимой надобности.
Несколько минут Демин разглядывал фотографию Фетисова. Со снимка на него смотрел человек со слегка вьющимися волосами, низким лбом, слегка приплюснутым носом, с крупными ноздрями. Смотрел пристально, в упор, будто требовал возмездия за свою безвременную кончину. Да, во взгляде было какое-то упрямство, казалось, он знал о себе нечто такое, о чем другие не догадывались.
Демин сложил бумаги в новую, хрустящую на изгибах папку, запер ее в сейф и направился к Рожнову просить машину. С машиной всегда были осложнения, и всегда случалось так, что Демину она требовалась чаще других.
Рожнов встретил его приветливо.
— Машину бы, Иван Константинович! Часа на три… Если я разошлю повестки, они придут к людям через три дня. Значит, назначать допросы можно дня через четыре, не раньше, а это уже следующая неделя… И опять же придут не те, кто больше знает, а те, у кого дел поменьше, кого начальство отпустит…
— Укажи в повестке, кто именно должен прийти.
— Откуда мне знать кто? А с машиной уже сегодня к вечеру я смогу ответить на многие вопросы.
— Куда ты хочешь съездить?
— В горводоканал. Родное предприятие Фетисова. Потом в университет. Он, оказывается, филологию изучал, два года назад поступил.
— Что-то, я смотрю, у этого Фетисова затяжная молодость — ребенку, понимаешь, два года, студентом заделался… В детство впал?
— Вечером отвечу, можно? — Демин понимал, что Рожнов просто тянет время, чтобы прикинуть — может ли он дать машину, не понадобится ли она ему самому…
— Совещание у меня сегодня в исполкоме… Что же мне, пешком добираться? Увидят — засмеют. Какое может быть доверие к человеку, который на совещание пешком приходит?
— Скажите, что для моциона пешком-то… — начал было Демин и тут же замолчал. Шутка получилась рискованной — Рожнов еще не позволил ему шутить над своим весом.
— Разве что для моциона, — вздохнул Рожнов. — Ладно… Бери. Но к шести чтоб у исполкома была. Хоть домой уеду, поправлю свой авторитет. Ни пуха!
— К черту! — отчаянно сказал Демин.
И, уже закрывая дверь, опасливо оглянулся — не оскорбил ли начальство фамильярностью? Кажется, нет. Начальство улыбалось.
Начальник отдела изысканий горводоканала, под руководством которого трудился Фетисов, оказался человеком шумным, громкоголосым и краснолицым — загар, видимо, не сходил с него круглый год.
— Ко мне? — спросил он заглянувшего Демина. — Прошу!
Он с шумом свернул кальку, не глядя, сунул ее за спину в угол. Решительно взял удостоверение Демина, внимательно его прочел, так же резко вернул, подошел к двери, за которой располагался отдел, и громко потребовал:
— Ко мне не входить. Занят.
Оживленный говор чертежниц, копировальщиц, реечниц ненадолго смолк. Потом кто-то прыснул, кто-то что-то уронил, и гул голосов возобновился с прежней силой. Дверь в отдел была наполовину стеклянная, и только дребезжащий лист кальки закрывал каморку начальника от глаз подчиненных.
— Я к вам по поводу Фетисова, — начал Демин, усаживаясь на стул.
— Ага, — озадаченно проговорил начальник. — Ага… Понимаю.
— Его нет на работе? — Демин хотел убедиться в том, что они говорят об одном человеке.
— Вторую неделю нет! Что же, влип наш Фетисов?
— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Демин.
— А что, это ему раз плюнуть!
— С ним, как я понял, время от времени случаются происшествия?
— А! — начальник махнул крупной рукой. — Случаются… Он не вылезает из происшествий! Не вылезает! Иначе бы он не был Фетисовым.
— Что он за человек? Какой славой у вас пользуется? — Демин расстегнул куртку и поудобней присел к столу, поставив на него локоть, — вроде невинное, незначащее движение, а придает разговору совсем другой тон, доверительный, свойский.
— Занят! — крикнул начальник отдела, заметив, что на кальку, приколотую к двери, с противоположной стороны легла чья-то тень. — Занят, — повторил он уже потише. — Ну, что сказать о нашем Фетисове… Звезд не хватал, но справлялся. На работе не горел, нет. Комья земли не летели у него из-под ног. Я вот сейчас подумал… Фетисов ведь имеет высшее геодезическое образование! Представляете! В нашем отделе всего двое таких — он да я. Но я начальник отдела, а он… исполнитель. Да, не продвинулся человек по службе. Как пришел двадцать лет назад в геодезию, так и остался на самой первой ступеньке.
— А какая ступенька в геодезии первая?
— Как и везде! После института он получил должность изыскателя. Вот до сих пор и изыскивает. Дает направление при рытье траншей, разбивает план будущей постройки, иногда приходится снимать какую-то площадку… Все это он делает. Вроде достаточно грамотно, но не без конфузов.
— Какие же бывают в геодезии конфузы? — улыбнулся Демин.
— Как и везде! — рассмеялся начальник. — В прошлом году наш Фетисов дал направление под водопровод и на двадцать метров промахнулся! Роют ребята, глядь — труба! А по плану тут не положено быть трубе! Значит, осталась со времен войны, значит, вовсе не труба это, а металлолом. Подцепили ее скреперами и рванули! — Начальник обхватил лицо руками и закачался из стороны в сторону, видно, до сих пор страдая от позора. — Канализацию вспороли, представляете?! Ужас! Кошмар! Как хлынуло из этой трубы… — он опять зажмурился.
— И чем кончилось?
— Объявили мы нашему Фетисову выговор, лишили его «тринадцатой зарплаты», летнего отпуска лишили, на собраниях до сих пор материм. Он теперь наша легенда, наш срам вековечный… Куда ни придешь, едва узнают, что ты из водоканала, сразу улыбаются, показывают все зубы, которые только в наличии есть! Так это вы, спрашивают, канализацию рванули? Вот так-то!
— А как он в коллективе?
— Есть категория шустряков, так вот Фетисов из них. Не для чужих ушей будет сказано, — начальник покосился на дверь, — мы иногда отмечаем наши производственные успехи, скажем так, личные торжества у людей бывают, общенародные праздники… Вот за этим начальственным столом и отмечаем. Хотя это и не поощряется и даже более того — порицается, но пока высокий гнев нас миновал. Когда случается праздник, то за бутылочкой мы не парнишку посылаем, а Фетисова. Он и смотается быстренько, и отговорок у него никаких, и принесет что надо… В этом смысле Фетисов на месте. Правда, как выпьет — заводной становится. Все норовит с кем-то поспорить, что-то доказать, как-то уесть… Я так понимаю — если всю жизнь исполнитель, то ведь нужна какая-то отдушина, нужно за что-то уважать себя. Почтовые марки люди собирают, бегом занимаются, театром балуются, чтоб при случае козырнуть. А Фетисов — читатель. Больно читать любит, но еще больше поговорить об этом. Одно слово — исполнитель. А в общем неплохой мужик. Другого у нас за эту канализацию уже давно бы выставили с волчьим билетом, а он ничего, переморгал.
