Вытянув ноги, опершись ладонями о сухую, остывшую за ночь землю, он бездумно смотрел на оживающую реку. В сторону ближайшей деревеньки прошел еле видный в розоватой дымке катер. С надсадным ревом пронесся на моторке ошалевший частник. Бесшумно, как видение, проскользнула многовесельная байдарка. Проследив за ней взглядом, Сухов неожиданно увидел невдалеке что-то несуразное, покачивающееся на волнах, и вскочил, едва не закричав от ужаса. Но тут же понял, что вдоль берега по течению мирно плывет черная размокшая коряга.
Расслабленность и успокоение исчезли. По тропинке к дому Сухов шагал быстро и нервно. Соседи, выглядывая из-за невысоких заборчиков, копаясь в огородах, у лодок, удивленно провожали взглядом его тощую длинную фигуру с развевающимися на ветру волосами, а он даже не видел их, проходя мимо с неподвижным, сжавшимся, будто от боли, лицом.
— Явился — не запылился, — в голосе отца прозвучало облегчение. Он, видно, не надеялся, что сын вернется так скоро. Сухов смотрел на отца, словно не узнавая — кто он, этот человек в длинном черном пальто с непокрытой седой головой? Что он говорит? На каком языке? Потом, спохватившись, кивнул, не то соглашаясь с какими-то своими догадками, не то принимая их к сведению.
— Катя вернулась, — сказал старик.
— Вернулась? Откуда? — Сухов сморщил от напряжения лицо.
— Катя, — терпеливо повторил старик, поняв его состояние. — Твоя жена. Вернулась из деревни.
— А зачем она туда ездила? — быстро спросил Сухов, будто хотел уличить отца в каком-то обмане.
— Тебя, дурака, искала. Но в деревне она тебя не нашла. Не было тебя там.
— А я был в другом месте! — захихикал Сухов. — Я совсем в другом месте был!
— Ночным поездом девка приехала… Намаялась… Спит.
— Надо же как бывает… Главное, смотрю, а она плывет!
— Кто плывет? — с опаской спросил отец.
— Коряга, — Сухов посмотрел на него ясными глазами. — Коряга плывет. А ты думал что? Смотри мне! — Сухов укоризненно погрозил пальцем и быстро направился к дому. Но, сделав несколько шагов, отяжелел и по ступенькам крыльца поднялся с трудом. В комнату Сухов вошел, волоча ноги, остановился, глядя на прикорнувшую за столом жену. Она не успела даже раздеться, не успела разложить подарки, которыми нагрузила ее деревенская родня. Сухов заметил в кошелке лук, картошку, завернутый в белую тряпочку кусок сала. Равнодушно подумал, что неплохо бы поесть, что от кошелки на полу останутся следы и надо бы мокрой тряпкой протереть и здесь, и в комнате…
В этот момент пол под ним дрогнул. Опрокидываясь навзничь, Сухов ухватился за дверной косяк, но рука его соскользнула, поймала цветастую занавеску. Крутнувшись в падении, он с грохотом рухнул поперек комнаты и уже не видел, как вскочила Катя, вбежал отец, как они вдвоем тащили к дивану его отяжелевшее тело.
— Левым! Левым загребай! — вскинувшись, хрипло заорал Сухов, но, обессилев, снова упал на спину и потерял сознание.
Глава 2
Сдунув с ладони измельченные листья, Николай долго смотрел вслед последнему вагону, на котором повис Сухов. Он даже посочувствовал ему, когда тот поскользнулся на откосе, пожелал удачи, когда Сухов бежал, хватая пальцами воздух, и облегченно вздохнул, увидев, что тому удалось все-таки вскарабкаться на вагон.
— Ну, ни пуха тебе, — пробормотал Николай. Ему сразу стало легче. Не маячило перед глазами это несчастное существо, не напоминало ни о чем, не корило одним только своим присутствием. Теперь он один, сам себе хозяин, и все прекрасно, и ничего не случилось. Да, это надо запомнить — ничего не произошло. Этих трех дней не было. И говорить не о чем. Сейчас осень, вечер, закат, через минуту-вторую исчезнет маленький квадратик вагона, на котором навсегда укатил единственный человек, знавший кое-что о нескольких днях его жизни. Да, это были не самые лучшие его дни, но и у Сухова остались воспоминания, которыми вряд ли он станет хвастать.
Николай все еще смотрел на огоньки последнего вагона, когда почувствовал, что рядом с ним, чуть позади, стоит дежурный по станции, причем не один. По цветовому пятну, увиденному уголком глаза, Николай понял, что это милиционер.
— Молодой человек! — дежурный тронул его за плечо. — К вам можно обратиться?
— Можно, — разрешил Николай и улыбнулся легко, беззаботно. — Обращайся, батя, чего там!
Милиционер, молоденький, прыщеватый парнишка, видно, уже подготовленный дежурным к скандальному разговору, не ожидал таких слов и улыбнулся в ответ.
— Присаживайтесь! — Николай шлепнул ладонью по сиденью стула, на котором недавно ерзал от нетерпения Сухов.
— Постоим, — церемонно ответил дежурный.
— Как будет угодно! — Николай подмигнул милиционеру. Строг, мол, хозяин-то.
— Куда это ваш дружок так спешно отправился? — дежурный кивнул в сторону ушедшего состава.
— Черт его знает! Псих какой-то! Мы с ним здесь и познакомились… Куда-то он добирался, кончились деньги, не то пропил, не то потерял… Думаю, что у него их и не было, — Николай улыбнулся, показав ровные белые зубы. — Я и говорю ему — вон прыгай на товарняк и уже сегодня будешь дома.
— А сам чего здесь торчишь?
— Встреча у меня с корешком была назначена — вот и промаялся день. Целый день — коту под хвост! — Николай с досадой плюнул. — Что-то у него не получилось…
Дежурный смотрел на Николая недоверчиво, словно ощупывая его кепочку, светлую плащевую куртку, кожаные плетеные туфли, облегающие джинсы. Они были в меру потерты, широкий пояс с бычьей головой на пряжке плотно охватывал талию. Было видно, что он доволен своей одеждой, самим собой и готов поговорить с кем угодно, о чем угодно, любого принять таким, каков он есть.
— Документы! — Дежурного раздражала беззаботная неуязвимость парня.
Николай весело посмотрел на милиционера — до чего, мол, настырный мужик! И, невольно подчиняясь его настроению, милиционер пожал плечами, как бы говоря: такой уж он есть, этот дежурный, но ничего, парень, все образуется.
Вынув тоненькое удостоверение, Николай вначале сам заглянул в него и, лишь убедившись, что это именно тот документ, который требуется, протянул его милиционеру.
— Прошу любить и жаловать! — сказал он. — Сухов Евгений Андреевич. Большой специалист по колбасному производству! — И дурашливо выпятил губы, скорчив значительную гримасу.
Дежурный обошел вокруг стола и тоже заглянул в удостоверение, всмотревшись в печать, в роспись, убедился, что документ не просрочен, что срок действия его не истек.
— И что же, больше ничего у тебя нет? — грузно повернулся он к Николаю. С выпирающим животом, в тесном, застегнутом на все пуговицы кителе, в замусоленном галстуке, резинкой стягивающем плотную шею, он чувствовал себя неуютно, и его злил Николай, который и вел себя легко, и говорил охотно, и улыбался щедро, и была, была насмешка в самом облике Николая, дежурный почувствовал ее сразу. — Спрашиваю, другие документы есть?
— Понимаешь, батя, нет! Ну, откуда мне было знать, что сегодня твое дежурство? А то я бы обязательно запасся справками, свидетельствами, характеристиками… А так — прости, пожалуйста! — Николай беспомощно развел руками.
Дежурный круто повернулся и зашагал к зданию вокзала. Даже издали в его походке ощущалась раздосадованность.
— Чего это он? — заговорщицки спросил Николай.
— А! — милиционер махнул рукой. — Не обращай внимания… Вы в самом деле с тем парнем за весь
