стройный генерал Наумов. — Степь, где нельзя быть пешим. Если даже сам Ковпак поедет на юг пешим, то на другой же день его расколошматят. Стоит только ему оторваться от лесов… В степях партизанам немыслимо воевать в пешем строю! Да, да!
Это категорическое утверждение казалось нам тогда странным.
— Заносит молодого генерала, — миролюбиво отмахивался спокойный Базыма.
Но я вспоминал не раз этот разговор, когда мы сами выходили из Карпат. Через степное тернопольское Подолье и нам пришлось промчаться лихим кавалерийским аллюром…
Когда долетел слух о том, что в Горохове появились конники Наумова, мы все обрадовались. Ведь это они совершили знаменитый Степной рейд, каких никто из нас не совершал. Не шуточное было дело — зимой 1943 года ураганом пронестись по тылам группы войск Манштейна, выйти к Днепропетровску, подойти к Кременчугу, петлять две недели по Кировоградской и Одесской областям, там, где нет ни одного партизанского леска, где кишмя кишели не только полицейские гарнизоны, но и стратегические резервы Гитлера, прекрасно понимавшие, что Красная Армия уже приближается к Днепру! И потом стремительно взвиться вверх — на север, замахнуться наотмашь партизанской саблей!.. На кого? На какого–нибудь гебитскомиссара? Нет, бери выше. На областного губернатора или эсэсовского генерала? Выше! На самого гаулейтера Украины, рейхскомиссара Эриха Коха? Нет, выше, выше! Ну тогда на Альфреда Розенберга — гитлеровского наместника всех оккупированных советских районов? И опять нет. На самую полевую ставку Гитлера замахнулась партизанская сабля бывшего советского пограничника Наумова. И пусть даже враг успел увернуться и спасти свою шею, но он в ужасе задрожал перед грозной опасностью…
С нетерпением мы ждали Наумова, обещавшего заехать вечерком к нам в Печихвосты. И он, как всегда, оказался педантично точным. Едва начало смеркаться и только белый пушистый снег как бы задерживал приход черной ночи, село вдруг ожило. По центральной улице промчался запряженный тройкой легкий волынский шарабан. За ним — два верховых коня, а на расстоянии двадцати метров — целая кавалькада конников.
Я не видел Наумова с весны 1943 года, но сразу же узнал его. Всегда питал я к нему, этому бывшему капитану погранвойск, повышенный и, чего греха таить, немного ревнивый интерес.
В шарабане рядом с Наумовым сидел незнакомый мне широкоплечий человек в полушубке.
— Доктор кремлевский, а теперь комиссар наш, — отрекомендовал его Наумов. — Прошу любить и жаловать.
Я удивленно оглядел незнакомца. Тот не без любопытства глянул на меня и добродушно протянул руку:
— Тарасов, Михаил Михайлович.
Генерал ловко скинул с плеч черную бурку. Размялся и стал знакомить с другими, сопровождавшими его конниками:
— Кроме доктора, со мною — Колька Грызлов, москвич, и этим все сказано. А то — земляк Гоголя Владлен Гончаровский. А это — Андрейка Лях. А вот эти — хинельской гвардии братья Астаховы — Илья и Роман.
Митя Самоедов — земляк Ломоносова, архангельский мужик, кавалер ордена Ленина за спасение жизни командиров в бою. А тот, с самым лихим чубом, — Сергей Бузанов, смоленский соколок… Коршак Коля — лазил под лед за пулеметом. Тося Дроздова — девочка из Конотопа. Донецкий шахтер Анатолий Кихтенко… Словом — все орлы!
Я смотрел на каждого с нескрываемым уважением. Передо мной стояли герои хинельских походов, овеянные степными ветрами, прокуренные пороховым дымом, рыцари кавалерийских рейдов.
Действительно орлы, ничего не скажешь. Румянец — во всю щеку, глаза озорные, блестят.
Я представляю в свою очередь Мыколу Солдатенко, Васю Войцеховича, Кульбаку, Роберта Кляйна…
— Под Гороховом мои хлопцы из Венгрии с твоим капитаном встретились. Обнимаются, целуются, — говорит Наумов, — даже я растрогался.
— Это Иосиф Тоут? Он у Бакрадзе вроде за комиссара.
— Фамилию не помню. Знаю, что из ЦК венгерского комсомола. Так, что ли?..
— Ну, он самый… А каких он земляков у вас встретил, товарищ генерал? — спросил Мыкола.
— Есть там у нас… Иштван Декан, Ева Ракоши, да и другие, — ответил за генерала Тарасов.
— Словом, интернационал, — засмеялся Наумов. — Разве думали мы еще год назад, сражаясь в Брянских лесах с восьмым венгерским корпусом, что у нас будут комиссарами да контрразведчиками мадьяры? А, Петро?
— Та цэ що? — подхватил его мысль Мыкола. — У нас есть Герой Советского Союза — немец Роберт Кляйн.
Наумов обернулся ко мне:
— Правда, Петр Петрович?
— Да вы только что видели его.
— Ну и дела–а, — покачал головой бывший пограничник. — Что же он, этот Кляйн, у вас делает?
— Да вот вернулся с асфальта. Мотался на машине между Львовом, Золочевом и Бродами. А сейчас пошел разведдонесение писать.
— Вот это уже действительно интернационал!..
Приехавшие устали с дороги и пошли в хату отдохнуть. Я распорядился, чтобы Федчук позаботился о конях. Встретиться решили за ужином.
— Как полагается, — сказал Наумов. — А когда у вас ужин по расписанию?
Взглянув на часы, я сказал, что через сорок минут.
— Ого! Режим питания — большое дело, — хмыкнул комиссар–врач не то насмешливо, не то одобрительно.
— Заночуете, конечно?
— Да, пожалуй. А впрочем, там дело покажет, — уклончиво сказал генерал.
— Да, дел много, поспешать надо, — в тон ему отозвался я. — Жду вас в штабной столовой, второй дом справа.
— Только так, чтобы о деле поговорить можно было. Без митинга, — наклоняясь через облучок, шепнул мне Наумов.
— Понятно. Будет обеспечено.
И пока волынский шарабан заезжал в указанные ворота, а рядом, в стодоле, размещался лихой наумовский эскорт, я пошел вдоль улицы, невольно вспоминая то, что знал о Наумове и его славных рейдах.
После хинельских походов, в конце 1942 года, капитан Наумов получил задание совершить рейд на юг Сумской области.
Сборы в этот рейд начались уже в декабре сорок второго года в Хинельских и Брянских лесах. Войско для этого рейда подобралось не ахти какое.
— С брянского бора да с хинельской сосенки, — шутили сами партизаны.
Капитану, бывшему пограничнику, отходившему с боями от самых Карпат в сорок первом году, это было не в новинку.
— Только бы сколотить боевое ядро. Ну да ладно! Дальше будет виднее.
Центральный Комитет Коммунистической партии Украины и Украинский штаб партизан направили соединение капитана Наумова не по проторенной Ковпаком и Сабуровым дорожке, а самостоятельным маршрутом: на юг! По Левобережью до Запорожья и дальше — за Днепр! А там, как говорится, само дело должно было показать.
Пошел с ним в этог рейд и другой капитан — командир конотопских партизан Кочемазов, состоявший до того в соединении Ковпака. Перед выходом в рейд на Правобережье я видел его не раз в Брянских лесах. Это был вояка под стать Наумову — честный, прямой, храбрый. А под стать самому Кочемазову были его хлопцы — конотопцы.
Рейд начался из села Суходола — родины Ивана Бунина.
Наумову и Кочемазову пришлось, пожалуй, потруднее, чем Ковпаку. Но успеха они добились немалого. В Степном рейде по тылам группы Манштейна было взорвано десять мостов на железных дорогах Сумы —
