чёрная волна страшных терактов. Один из их был у нас в Волгодонске. Я тогда только начинала учиться в пятом классе. Год этот был очень тяжёлым для меня во всех отношениях. Вернее, начинался-то он хорошо. Мы его очень весело встретили, устроив дома настоящий карнавал с гостями, Дедом Морозом и подарками. Рождество тоже прошло очень здорово. Мы с мамой, папой и соседскими ребятишками разучили несколько рождественских песенок-колядок и, ряженые и разукрашенные, ходили по нашей длинной девятиэтажке колядовать. Было смешно и прикольно. А ещё почему-то именно в тот год мой любимый папочка устроил для меня просто грандиозный по тем временам день рождения. Не знаю, чего ему это стоило, но всё проходило в кафе, с артистами в костюмах и фейерверком на улице, и я смогла пригласить весь класс. Последним хорошим событием в том году был вечер по поводу окончания начальной школы. Правда, он был немного грустным — я уходила в другую школу — но светлым. А потом пришло лето, возможно, самое плохое лето в моей жизни. Тем летом я потеряла друга… — глаза Али на мгновение остекленели, она закрыла их, тяжело вздохнула и, открыв, продолжила, — …и очень переживала по этому поводу. Мне тогда в руки попала толстая книга про всякие гороскопы, и я попыталась найти ответы на свои «почему» и «за что» в астрологии. Конечно, меня интересовала в основном, моя собственная персона. Но в одном месте я наткнулась на утверждение, что от даты рождения зависит судьба не только людей, но и всего-всего — машин, домов, мостов и даже целых городов. Почему-то меня заинтересовало именно последнее. Я абсолютно без задней мысли взяла дату рождения родного города и, немного помучившись, высчитала, что где-то в начале той осени город ожидало что-то типа «страшного потрясения». Я, конечно, сначала немного испугалась, а потом подумала, что в нашем тихом городке вряд ли может случиться что-то страшное. Успокоив себя таким образом, я убрала книгу подальше. Но, похоже, я сделала это поздно — я уже коснулась чего-то, чего касаться не следовало. Потому что где-то в середине лета меня буквально каждую ночь стали мучить кошмары. Я смутно помню то время и само содержание снов — память стирает плохое. Но некоторые видения очень глубоко засели в памяти. Страшный грохот, падающий дом, пылающий искорёженный грузовик, рыдающий отец, мать с искажённым лицом и испуганная белая кошка. Я не высыпалась, ходила с синяками под глазами и плохо соображала. Иногда мне становилось очень грустно, потом просто тоскливо, из глаз сами собой лились слёзы, к горлу подкатывал ком, и у меня начиналась настоящая истерика. Я подолгу не могла успокоиться. Мать таскала меня по врачам, меня поставили на учёт к детскому психиатру, но положить меня в «дурку» родители не дали. А я всё ревела и просила их уехать из города, крича, что всё будет плохо и мне страшно. Родители по совету врача переменить обстановку хотели отправить меня к бабушке, но я вцепилась в маму и закричала, что без них я никуда не поеду. Мать только развела руками. Она уже не знала, что и делать. А надо было всего лишь уехать, хотя бы на время… — по щеке рассказчицы стеклянным шариком пробежала большая слеза. — Ну почему, если ты ещё маленький, тебя никто не воспринимает всерьёз?… Потом началась школа, учиться мне всегда нравилось, я постепенно вошла в колею, даже стала привыкать к кошмарам. У меня был эдакий свой карманный ночной ужастик. — Аля грустно улыбнулась и посмотрела пустыми глазами куда-то сквозь Роба. — А однажды утром, проснувшись почему-то на час раньше обычного, я встала и пошла к балконной двери. И вдруг раздался тот страшный грохот, который я уже не раз слышала во сне! От взрывной волны балконная дверь резко со стуком открылась. Но мне уже не было страшно. Я как будто ждала этого и была готова. В комнату вбежала мама. На лице её был ужас! Кошмары продолжали сбываться. Взрыв был примерно в двух километрах от нашего дома… Мальчишки и девчонки бегали смотреть… Я никуда не пошла. Я уже знала, что там!.. Позже в новостях показали уже до боли знакомую по снам картинку с места происшествия. С того дня мои ночные кошмары прекратились. Но начались кошмары наяву. Отец, мой добрый любимый папочка, участвовал в спасательных работах и ликвидации последствий взрыва. В тот вечер он, никогда раньше не злоупотреблявший спиртным, выпил один почти целую бутылку водки. Он сидел на кухне и плакал навзрыд…
Первые две недели после взрыва люди дежурили во дворах всю ночь, жгли костры, взрослые и даже дети, пока не начинали слипаться глаза, и родители не уводили их сонных или не уносили спящих. В одно из таких дежурств я увидела ту белую кошку. И хотя она была глухой, как это часто бывает у белых кошек, но от громких звуков и резких движений она прыгала на хозяйку и в страхе впивалась ей когтями в плечо. Когда я что-то спросила у хозяйки про кошку и теракт, у той едва не случился нервный срыв. Раньше эти двое жили через дорогу от того дома… Почти два месяца город буквально лихорадило. Той же осенью во всех домах двери подъездов стали железными с замками или домофонами. Не меньше года всех нервно передёргивало при упоминании трагедии. Многие из тех, у кого были деньги, уехали беженцами за границу…
А для нас с мамой хуже всего было то, что отец после этого начал сильно пить. Дело в том, что в первый же день после взрыва на развалинах того дома погиб его друг. Его придавило съехавшей плитой прямо на глазах у отца. Незадолго до этого дядя Саша, так звали друга, развёлся с женой. Забрав сына, «бывшая» уехала к матери в деревню. На нервной почве дядя Саша, эмчеэсовец с большим стажем, просто потерял бдительность. А отец во всём винил себя!
Это, правда, страшно, когда близкий тебе человек несколько дней подряд ничего не ест, а только пьёт в одиночку не меньше бутылки белой в день… Мы с мамой старались помочь ему победить зелёное зло, мы надеялись, что он вот-вот придёт в норму. Но ничего не помогало. Потом начались ни к чему не приводившие скандалы, слёзы матери от бессилия. И так продолжалось последние пять лет. Понимаешь, — Аля подняла на Робку глаза, полные слёз, — я очень люблю своего отца! Но я не могла больше всего этого выносить, я не могла всего этого видеть! Я сбежала оттуда, понимаешь, сбежала. Как бегут крысы с тонущего корабля. Я струсила! Я — трусиха и дезертир, понимаешь?
Алечка опустила глаза и на льняную салфетку полились крупные слёзы. Роб пересел рядом с ней, обнял её за плечи и поцеловал в мокрую от слёз щёку.
— Успокойся, пожалуйста! Это — неправда! Ты не струсила! Просто грустному настоящему ты предпочла светлое будущее. Ты сделала правильный выбор! И не забывай, что дети — это будущее их родителей! А если бы ты осталась с ними и их проблемами, у них бы не было будущего! А ещё, мне кажется, что если у тебя всё получится, то, возможно, твой папа бросит пить уже даже потому, что не захочет быть слабее собственной дочери. Ведь он — сильный человек, хоть и болен сейчас. Его надломило эмоциональное потрясение, значит, и вылечить его можно только положительными эмоциями. Ты можешь, и ты должна помочь ему исцелиться! А я как смогу буду помогать тебе!
— Ты, правда, веришь в это или говоришь так, только чтобы меня успокоить? — перестав всхлипывать, посмотрела на него Аля.
— Можешь считать, что я просто поделился с тобой выводами, которые сделал ещё лет в семь, когда занимался танцами. Помнишь, я тебе рассказывал? Так вот, для меня тогда выше и дороже всех призов были счастливые мамины глаза. Я понял тогда, что она и выжила-то только для меня и благодаря мне. И с тех пор я просто знаю, что должен добиться всего ещё и для того, чтобы была счастлива моя мама! И я буду стараться и делать всё, чтобы не разрушить маминых надежд. Понимаешь?
— Я тебе верю! — твёрдо произнесла Аля и, подняв на Робку всё ещё влажные от слёз глаза на уже улыбающемся лице, заметила вдруг, что у того тоже глаза на мокром месте. — На все двести процентов верю! — уже мягко добавила она.
— И ещё! — Роб сжал губы в тонкую линию, — твой отец очень любит тебя! Я это знаю! Я чувствую это… через тебя… Ты… береги его… пока он с тобой!.. А он всегда с тобой, где бы ты ни была. И он каждый день думает о тебе!
— Я знаю! Спасибо тебе, милый Робочка! Ты просто не представляешь, что ты для меня сейчас сделал! — девочка набрала воздуха в грудь и с облегчением выдохнула, глядя на парня полными благодарности глазами. — Извини, может сейчас не время, но ты не мог бы рассказать мне, что случилось с твоим отцом? — вдруг попросила она.
— Теперь мне кажется, что ты тоже читаешь мои мысли, как мама, — грустно улыбнулся Робка, — мне самому уже очень хочется рассказать тебе об этом.
— У нас сегодня разговор про пап. — В ответ улыбнулась Аля.
Робка на минуту задумался, собрался с мыслями и начал:
— Он погиб! В неравной схватке! Я с полным правом могу считать его героем. Только погиб он немного глупо. Наверное, как все герои… «Безумству храбрых…» Я думаю, он простит мне это мнение. Если слышит меня сейчас с небес. Мне кажется, он сам так считает. Его смерть была ошибкой. Его ошибкой. Роковой! Я
