— Я чувствую многократное уплотнение, — подтвердил дропп.
Риддик выругался и зажмурился, обдумывая ситуацию. Потом выдохнул и сказал:
— Бороться с воздухом бесполезно. Ножи даже не застревают в нем.
— Не все ртарцы рождены Воздухом. Есть еще Земля, Огонь и Вода, — напомнил дропп. — Огню и Воде запрещено в присутствие других Стихий принимать свою структуру, чтобы не покалечить остальных. И вспомни масляные пятна на полу в лаборатории — Эрион была Воздухом. Ты победил ее.
Риддик вытащил жезл, висевший на ремне, прикинул балансировку рукоятки, включил-выключил его, потом все-таки проверил ножи и их лезвия. Делал он это все настолько обыденно и неторопливо, как дышал, смотрел, жил.
— Собравшимся по ту сторону нужны только наши оболочки, — произнес Риддик, и дропп услышал, что его голос изменился. — Все битвы всегда только за жизнь. Но впервые я чувствую это так остро.
Риддик посмотрел на Джен Хое, потом положил руку на желтый матовый шар и вдавил его внутрь.
Демоны внутри притихли и оскалились.
Джен Хое облизал губы, глядя на шлюз, который, как в замедленном сне, нехотя отъезжал в сторону. И исчез.
Выбрасывая в левую ладонь нож, Риддик шагнул в сторону, пропуская кинувшихся вперед ртарцев, а потом провел вокруг себя жезлом, захватывая лучом ближайших ртарцев, опутывая их и сталкивая друг с другом. И увидев, понял, чем различаются ртарцы разных Стихий между собой.
Звуки достигали максимума, когда разные Стихии сталкивались в созданных водоворотах, разрушали друг друга, сразу попадая в ад. Жезл взлетал и опускался, используемый еще и в качестве дубины, а нож подчищал дорогу. Звуков не осталось, как и не осталось быстрых, незаметных глазу движений. Риддик увидел дроппа, который давил ртарцев, оглушая их плотными потоками воздуха, струящимися из его рук.
«Танец смерти», — мелькнули мысли и тут же расступились, давая дорогу демонам.
Эрихорн смотрел вниз. За прозрачными стенами библиотечного сгустка голубая даль, на миг оставленная ветром в покое, мирно растворяла в себе очертания Ствола, Ветвей и миллионов сгустков.
Но он уже чувствовал, что время не просто течет, медленно и лениво, как раньше, оно стремительными скачками мчится к своему концу. Он чувствовал, как, утончаясь, меняются все четыре Божественные Стихии.
Эрихорн тяжело опустился в огромное мягкое кресло и закрыл глаза, слушая Равновесие вокруг.
Великое Равновесие было нарушено.
Риддик и Джен Хое уже давно дрались плечом к плечу, прикрывая друг другу спины. В короткой передышке, когда следующая волна ртарцев уже неслась на них, дропп, тяжело дыша, сказал:
— Они, будто, здесь все собрались…
— Не думай об этом. Не расслабляйся. Иначе, накатит слабость и всё, конец.
— Я не чувствую рук. И у меня дрожат ноги.
— Хочешь сдохнуть? И носить в себе кого-нибудь из них?
— Нет!
— Тогда приготовься жить!
Когда Эрихорн собрался силами, он вышел из библиотеки, плотно закрыв за собой дверь, спустился на гравитационной платформе вниз по Стволу к Корням Дерева и прошел в тюремный сгусток. Он открыл входной шлюз и осмотрел камеру.
Риддика в ней не было.
А так хотелось, чтоб он в ней был!
— Эрион притащила к нам человека, который во много раз опаснее любого с кем нам приходилось сталкиваться. Если мы выживем сегодня, то запомним этот день на всю жизнь… Не стоит недооценивать такие вещи.
Потом Эрихорн добрался до Ветвей, где находились исследовательские лаборатории. В овальном переходе, который вел к сгустку, тонким слоем по стенам были размазаны остатки мусора и пыли, которые принес с собой ветер, прорвавшийся через лопнувшую где-то стену. Уже предчувствуя, что он может увидеть в лаборатории, Эрихорн замедлил шаг и прислонился к стене, пытаясь дышать. Его подбородок непроизвольно задрожал, тоскливо опуская кончики губ вниз.
На полу в лаборатории он насчитал семь черных маслянистых пятен, покрытых белой изморозью смерти.
— Эх, Эрион, Эрион… Как часто мы не можем определить, какая из зол наихудшая. Ты не захотела остаться жить в старой оболочке. Твоя жадность выбрала для нас для всех смерть, — очень тихо, почти про себя, с сожалением произнес Эрихорн.
Потом он поднял голову, туда, где находились верхние Ветви Дерева.
Там умирали Стихии.
— Риддик всего лишь человек. А человеку присуща жалость. Если покаяться перед ним за все содеянное, изобразить покорность, слабость и глупость, может быть, человек пожалеет нас и оставит в покое. Оставит всем Жизнь?
Гравитационная платформа плавно въехала в воздушный столб и стремительно понеслась вверх.
Древняя раса — гордая раса.
Глаза Эрихорна сощурились, превращаясь в узкие щелки, брезгливость перешла в дрожь, которую стало не унять, и которая начала сотрясать все тело. И пока платформа поднималась, Эрихорн болезненно морщился, пытаясь бороться с собой.
— Унижаться перед ничтожеством… перед жалким глупым чвиксом? Мне? Богу?
И Эрихорн выпрямился, упрямо выпячивая челюсть вперед.
Риддик отбросил разрядившийся и бесполезный жезл в сторону и зарычал. Глаза слипались от едкого чужого масла на лице, от крови и пота. Руки окаменели и ничего не чувствовали, нож давно стал продолжением ладони. Ноги вросли в пол, и даже если б он захотел, то не смог бы их сдвинуть.
Дропп едва держался на ногах.
Маслянистые пятна залили весь пол и плотным слоем поднялись по самую щиколотку.
Отступившие ртарцы быстро перемещались вдоль стен, готовясь к следующей атаке.
— Если бы Птенец был здесь, — слова кусками отрывались от губ, — то уже б давно услышал эти вопли…
— Смотри…
Под самым потолком начали медленно проявляться огромные чешуйчатые крылья.
— Шеркан… — и дропп без чувств свалился на пол.
Птенец упал сверху, накрывая массой плотного воздуха и сбивая в кучу всех оставшихся в блоке ртарцев. Он безжалостно поливал их ярко-белой плазмой, не пропуская ни одного, не оставляя даже пятен, испаряя их без остатка.
Риддик упал на колени, закрыл глаза и, устало улыбаясь, с наслаждением слушал грозный клич Птенца боевого Гнезда Артэ-Ма.
Платформа остановилась, и Эрихорн спустился в основной переход космопорта. Платформа мягко ушла в сторону и растворилась в голубом потоке, ожидая следующего вызова.
И тут он услышал клекот.
Боевой клекот Птицы.
Эрихорн споткнулся и широко раскрыл глаза. Испуг пришел неожиданно, поднялся изнутри, жаром окатил спину, ладони и лоб, и одновременно двумя ледяными клешнями впился в мозг.
Он не слышал этих звуков много лет. Сколько лет? Сотни, тысячи?
Неужели эти глупцы притащили сюда еще и Птицу?
Оболочка Эрихорна пошла рябью и затрепыхалась в неустойчивом состоянии, на грани двух структур. Потом он взял себя в руки, перешел в состояние воздушной Стихии и плавно поплыл вперед по переходу.
Навстречу текла смерть. Черным маслянистым потоком. Медленно и неторопливо.
