– Можно спросить? – кашлянул я.
– Можно Машку под забором, – веско заметил человек в форме, – и козу на возу… А у нас – разрешите.
– Виталий Степанович, – поморщился человек со стеком, – ну что вы, право, этот казарменный юмор? Для чего? Что вас интересует, молодой человек?
– Разрешите обратиться?
– Разрешаю, разрешаю, – кивнул человек со стеком.
– Могу ли я рассчитывать на то, что меня отправят в 'отпетые'?
– Что, что? – переспросил Виталий Степанович. – Ты можешь рассчитывать на то, что тебя отправят головой в унитаз, – вот на это ты можешь рассчитывать.
– Виталий Степанович, – человек хлопнул стеком по столу, – займитесь лучше подготовкой завтрашнего киносеанса. Не вводите в заблуждение юношу…
Человек со стеком устало смотрел на меня, молчал. Наконец он сказал:
– Молодой человек, вы, конечно, правы. Вы можете предложить себя в 'отпетые'. Закон предоставляет такую возможность любому провинившемуся, но следует пройти довольно сложные, физически очень тяжелые испытания. Вы готовы к этому?
– Да, – сказал я.
Человек со стеком вздохнул и прикрыл глаза.
Он говорил тихо, едва слышно, еле ворочал языком, словно ему было трудно выталкивать слово в мир, поднимать слово языком и выталкивать.
– К тому же… Вы… вряд ли убережетесь… от побоев…'отпетые' вас… тоже искали… как и лаборанты…
Человек со стеком открыл глаза и посмотрел на меня.
– Я не из-за побоев, – сказал я, – я из-за другого.
– Чего же вы хотите? – спросил человек со стеком безучастно.
– Я хочу убить дракона, – произнес я.
Человек со стеком не изумился.
– Дракона – здешнего? Или на другой планете?
В его вопросе не слышалось насмешки, и я твердо ответил:
– Здешнего, до других мне дела нет!
– Боец! – кивнул в мою сторону Виталий Степанович. – Губа не дура.
Человек со стеком с любопытством посмотрел на меня.
Я выдержал его взгляд.
– Лечь, – внезапно приказал он.
Я бросился на пол.
– Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать. Упор лежа. 150 раз отжаться. Зад, – ногой он наступил на меня, – зад не отклячивай. Поехал… И рраз…
В классе я был не самый слабый, но тут стал задыхаться. Руки стали ныть, затекать, они не сгибались и не разгибались, не могли выдернуть тяжесть тела.
– Встать! – приказал человек со стеком. – Сесть. Не на стул, – он рассмеялся, – на корточки.
Виталий Степанович тоже заулыбался.
– Может, прекратишь этот детский сад? Эту утреннюю физзарядку? Не мучай дитю…
– Я просто плохо спал, – выхрипнул я, сидя на корточках.
– Как же ты? – посочувствовал Виталий Степанович. – Надо высыпаться…
– Встать! – приказал человек со стеком.
Я даже привскочил от усердия.
– Встатьсестьвстатьсестьвстатьсестьвстатьсестьвстатьсестьлечьвстать лечь, – я тебе сказал, – лечь, сесть, сесть! Встатьсестьлечь встатьсестьлечьсесть – сесть!
Я часто сбивался, выполнял не те команды. Виталий Степанович говорил по телефону:
– Да, подгони гаденышей – и клетки открой… Ага. Годится. Работай…
– Лечьвстатьсестьлечьвстатьсесть…
Человек со стеком обошел письменный стол, растворил дверь в стене; я увидел длиннющий коридор, похожий на дорогу, стиснутую стенами и потолками; дорогу, казалось, загнали в узкое пространство, она взвыла от боли, и этот вой застыл в конце коридора точкой, в которой слились все линии пола, потолка и стен.
– Гусиным шагом – по коридору, – приказал мне человек со стеком, – вперед.
– Ну вы резвитесь, – сказал Виталий Степанович, – я поехал к Митяю. Ты следи все-таки, чтобы жаба не припрыгала… Мне с ее слизью возиться.
Я старался идти быстрее… Ноги болели. Человек со стеком шел рядом со мной и постукивал меня этим самым стеком.
– Ниже, ниже садись… Вот так… И иди швыдче…
В ушах звенело. Иногда я переставал слышать человека со стеком.
А потом я увидел жабу. Она была огромна и расползлась огромной, зеленой, вздрагивающей горлом тушей посреди коридора.
За ее спиной коридор продолжался, тянулся все к той же точке – то был полет пули, застывший, замерший и обставленный сверху и снизу, справа и слева – стенами.
Жаба раззявила рот и вывалила длиннющий язык. Он рухнул на мое плечо, словно липкая дубинка.
– Голову, – гаркнул человек со стеком, – голову спрячь, сгруппируйся… Вот так… Зад, зад ей подставляй.
Я свернулся в комок, закрыл голову руками. Удар…
И рвущая боль. Удар. И соленый вкус во рту. Удар – и…
Человек со стеком выкрикнул нечто гортанное, на непонятном языке. Вслед за тем я услышал резкий свист хлыста, завершившийся постыдным каким-то шмяком.
– Встать, – приказал мне человек со стеком.
Я поднялся.
Жаба сидела на прежнем месте. Выпуклые глаза смотрели в разные стороны. Через зеленый живот багровела бысто исчезающая полоса. Жаба разевала рот.
– Ну что, – спросил человек со стеком, – будешь меня слушаться или сам попробуешь?
– Вас, – еле переводя дыхание, хватая ртом обжигающий воздух, выдавил я, – буду.
– Направо, – прикрикнул в ту же секунду человек со стеком.
Я едва успел отпрыгнуть, как рядом со мной хлопнулся на пол розовый мускулистый жабий язык.
– Не вздумай наступить, – гаркнул (и вовремя гаркнул) человек со стеком: в самом деле, у меня мелькнуло искушение пяткой придавить колотившую меня мерзость.
– Налево, направо, направо, назад, налево, нагнись, налево, направо, назад… Сам попробуешь? Влево.
– Да.
– Ну, валяй.
И в ту же секунду я, уже развеселившийся от бестолково лупящего по стенам и полу жабьего языка, был сшиблен, как хлыстом, как гибкой дубиной.
– Встать, – заорал человек со стеком, – встать и назад – бегом…
На четвереньках, с гудящей головой, ощущая во рту металлический вкус крови, я отбежал, отполз – и вовремя! – пятку мою ожег хлесткий удар. Я почувствовал сотрясение пола от обрушившегося на то место, где еще секунду назад был я, жабьего языка-дубинки.
Вслед за тем я услышал уже знакомые мне свист и шмяк, и еще, и еще. Я стоял на четвереньках, отдыхал, устанавливал дыхание. Мне почему-то казалось, что едва лишь я вновь увижу жабу, как избиение продолжится.
– Вставай, – миролюбиво предложил мне человек со стеком.
Я попытался встать и не смог.
– Что, – голос человек со стеком доносился словно откуда-то издалека, – не подняться? – свист-
