остаться вдовой, так и не вкусив сполна прелестей супружеской африканской жизни.

— Слабак, — прокомментировала местная знать, распираемая патриотическими чувствами. — А ще кажуть, шо воны мужики ого-го!

— Та вин же прынц! Збалованный, нэ сие, нэ пашэ! У них там лег навзничь пид пальму и жды, пока хрукт рядом нэ впадэ, — кинулась в защиту зятя бабка Ганна, чьи представления об Африке сформировались еще в детстве при чтении книжки про доктора Айболита, да так и остались с тех пор неизменными.

В это время принц, встряхнувшись и выворачивая наизнанку губы, на жутком украинском языке, неожиданно смело обнародовал причины своей женитьбы на Нинке:

— Люблю украинську природу за полну миску галушок, люблю украинську породу за полну пазуху цицок!

Чем и привел в состояние экстаза местных парубков.

На следующий день Нинка, гордо неся грудь именно таких размеров, о которых с таким восторгом заявил заморский муж и под напором которой вот-вот должна была лопнуть кофточка, а заодно с ней и легенда о том, будто бы Сталин и водка подкосили генетический код нации, двигалась в сторону автостанции. За ней с чемоданами, словно набитыми камнями, семенил негр, несмываемую черноту которого подчеркивала белая влажная повязка от головной боли.

— И как она там, на чужбине, кровиночка моя? — чуть было не пустила слезу бабка Ганна.

Говорят, что и вправду тот негр сын какого-то то ли вождя, то ли короля, а раз так, то значит принц. А кто ж из девок не мечтает выйти замуж за принца?

Тут бабка вспомнила о внуке.

— Иванэ, а, Иванэ! Кому кажу, сатана така, иды зараз же борщ йисты!

— Та нэ хочу! — ответил на чистейшей украинской мове черномазый наследник африканского престола, поднимая босыми пятками пыль вслед за сверстниками пролетарского происхождения и удиравшей от них свиньей.

И тут бабка, смутно чувствуя наличие генных связей, перед которыми бессильны расстояния между внучком и обитателями африканских джунглей, крикнула ему вдогонку, змеем изгибаясь в том месте, где когда-то была талия:

— Ну звыняйтэ, бананив у нас нэмае!

Да, действительно, бананы на Украине не растут.

Святая вода

— Слава, просыпайся, — доносилось откуда-то издалека.

Восьмилетний Славка, нагулявшись со сверстниками, промокший и уставший так, что сил не осталось даже для того, чтобы поесть, едва появился дома поздним вечером, как забрался под одеяло и, подрожав некоторое время, согрелся и уснул.

— Славка, просыпайся, вставай, сходи за дровами.

«Ну вот, — подумал Славка, — не успел лечь, как им дрова понадобились. Сами, что ли, принести не могут?»

— От, паразит такой, намотается за целый день, а потом дрыхнет без задних ног. Хорошо, что хоть падать, как раньше, перестал. А то свалится с кровати на холодный пол и продолжает спать, а мне вставай, поднимай его, чтоб не заболел, как алкаша какого-нибудь!

Ещё не проснувшееся Славкино сознание ухватилось за странную фразу. И почему мамка говорит «без задних ног»? Разве бывают у человека задние ноги? Задние ноги бывают у собак, у кошек, у свиней. А, понятно, почему. Он видел под Новый год, как Борькин отец, едва выйдя из магазина, «принял на грудь» и упал на повороте прямо в грязь. Он матерился, поворачиваясь на живот, и бормотал:

— И что за зима такая? Новый год, а вместо снега дождь поливает. Был бы снег, ни за что бы не упал в грязь.

Когда же он пытался подняться, то встал вначале на четвереньки и ноги у него и в правду очутились сзади.

— Теперь я точно знаю, почему взрослые так говорят, — понял Славка.

Борька был не только соседом, но и Славкиным закадычным корешем.

— Ты мой кореш! — говорил, поднимая стакан с водкой, Славкин отец Борькиному.

Из чего Славка заключил, что кореш — это всё равно что друг и, может быть, почти что родственник.

— Сейчас возьму ремень, так ты у меня сразу встанешь!

Славка понял, что дальше испытывать судьбу опасно, мамка такая строгая, что и впрямь возьмется за ремень, поэтому глубоко вздохнул, набираясь решимости, и, свесив ноги, сел на кровати.

В окошке едва серело, а перед тем, как с головой укрыться одеялом, чтоб быстрей согреться, он взглянул на окно. Оно было черным.

«Значит, начинается день, — сообразил Славка, удивляясь тому, как быстро, будто мгновение, пролетела ночь. — Я-то сообразил, а вот Борькин отец прошлым летом, оклемавшись только к вечеру, на всю округу кричал: «Манька, мать твою, вставай доить корову, светает уже». Тетя Маня — это Борькина мамка.

— А ну, живо за дровами! — поторопила его мать. — Холодно в доме, они вон замерзли, наверное.

Мать кивнула в сторону большой кровати, где вповалку спали Славкины братья и сестры возрастом помоложе его. Два брата и две сестры. Славка вспомнил, как вечером мамка долго молча глядела на детей, а потом задумчиво сказала:

— Вон соседка Зинка — совсем ещё соплячка, первого января родила второго и уже собирается идти за материнским капиталом, Путин аж двести пятьдесят штук погрозился дать, — из мамкиных глаз потекли слезы. — А мне со своей гвардией что делать?

Славка надел голубоватую куртку из непонятного шуршащего материала и, уже выходя из дома, услышал, как горестно вздохнула мамка:

— Хорошо, что пока тепло. Ударят морозы, в чем тогда малец ходить будет?

Куртку в конце прошлого лета, перед отъездом в Москву, принёс Венька:

— Из синтетики, — объяснил он, почему шуршит куртка. — На, носи на здоровье, она мне уже мала, а выбрасывать, сам понимаешь, жалко.

«Мамка тогда заплакала. Она всегда, чуть что, плачет. Ей дают, а она, вместо того чтобы радоваться, плачет», — вспомнил Славка.

Славка решил, что ему придется удрать из дому сразу же после того, как принесет мамке дров, потому что она тут же пошлет его принести воды из колодца, а потом за хлебом.

«За водой, куда ни шло. Колодец недалеко. А вот за хлебом! Магазин-то на другой улице, а там Юрок со своими друзьями. Мать его тоже рано поднимает. Туда одному лучше не ходить. Сопатку точно расквасят, — Славка потрогал только что заживший нос. — И сдачу отберут. А мамка ни за что не поверит, подумает, что я себе «марс» купил, или «сникерс». А я их ни разу не пробовал».

Славка, избавившись от дров, дождался, пока мамка, открыв печку, стала укладывать туда для растопки мятую газету, и выскользнул за дверь.

Дмитрий Александрович Ракитский ранним, едва забрезжил рассвет, утром 13 января 2007 года занял место пилота в кабине вертолета Робинсон-44, запустил и прогрел мотор, запросил руководителя полётами разрешения на взлет и, получив его, установил требуемые обороты несущего винта и привычным движением ручки шаг-газа поднял вертолет в воздух.

Прямо перед ним смотрелись ярко освещенные даже в выходные дни окна Истринского экспериментального механического завода, где Юрий Дмитриевич Баженов и Эдуард Борисович Бабенко строят удивительно прекрасные и практичные самолеты, пригодные для обучения начинающих пилотов и

Вы читаете Разъезд Тюра-Там
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату