другая там.
Или Жора (ой, простите, Георгий Александрович Свешников). Это корифей, окончил еще в царское время несколько европейских университетов, это в дополнение к санкт-петербургскому. Какой он? Такой же, как в вашем представлении Дон Кихот Ламанчский.
На экзамене по теоретической механике один из немцев, учившихся а МАИ, решил схитрить и имел неосторожность сказать, что не может изложить свой ответ по-русски. И тогда Жора предложил ему отвечать по-немецки, причем изъяснялся с немцем на диалекте той земли, откуда тот приехал на учебу, чем и вывел немца на чистую воду.
Наконец, в процессе выпивки была достигнута та кондиция, под действие которой все дружно согласились, что любой экзамен — лотерея, а Васильев почувствовал себя вконец обиженным Генрихом Наумовичем за столь несправедливую оценку своих знаний (надо сказать, что он на самом деле обожал и знал газовую динамику). Он вдруг встал и, решительно взмахнув рукой, опрометчиво объявил, что в следующем семестре принципиально йе посетит ни одной лекции по «ГД», но пять баллов на экзамене получит.
Идея была тут же с исключительным энтузиазмом поддержана коллективом, который не только тут же заключил с Васильевым пари, но и выделил из своей среды наиболее заинтересованных в выигрыше, то есть тех, кто обожал на халяву опрокинуть лишний стаканчик. Им поручалось посредством неусыпной слежки за Васильевым обеспечить чистоту эксперимента.
Васильев был предупрежден, что проигрыш пари в виде бутылки водки каждому члену группы наступит для него в тот момент, когда он будет замечен хотя бы на одной лекции.
Для них же проигрыш пари в виде бутылки водки Васильеву от каждого члена группы будет засчитан в то случае, если в зачетке Васильева в весеннюю сессию появится запись «отл.» по газовой динамике.
При этом все с глубоким удовлетворением отметили, что при развитии событий по любому из двух сценариев, количество бутылок будет одинаковым.
Поставленный условиями пари в столь жесткие рамки, Васильев получил приятную возможность не ходить на лекции к восьми утра. В результате, цвет его лица вновь обрел здоровый румянец, бывший до этого особой привилегией закоренелых двоечников или маменькиных сынков, чьи финансовые возможности значительно превосходили рамки стипендии и позволяли им не только снимать отдельные квартиры, но и на каждой перемене, отвернувшись носом к стене и как бы крадучись, съедать в буфете калорийную булочку со стаканом сметаны.
Так продолжалось до пятнадцатого мая.
Надвигался час «X» и со всей остротой перед Васильевым встал вопрос: как выиграть пари?
Простое, как апельсин, решение было найдено неожиданно. Может, это только казалось, что неожиданно? Мозг, видимо, исподволь вырабатывал варианты, пока не нашел самый приемлемый.
Дело в том, что в те светлые времена помимо экзаменов по пяти предметам перед экзаменационной сессией сдавали еще по 10–12 зачетов по другим предметам, при чем пять-шесть из них были дифференцированными, то есть по ним выставлялась оценка. Фактически, это были завуалированные экзамены.
Этим объяснялись отдельные периоды нервного истощения, сопровождавшиеся бессонницей либо добровольным выбрасыванием с верхних этажей общежитий отдельных тронувшихся умом индивидуумов.
Вот и Васильев в ту ночь никак не мог уснуть. На рассвете нового дня он с интересом наблюдал, лежа в постели, как с первыми лучами солнца через открытую балконную дверь в комнату нагло, как это могут делать только воробьи, вошел, покачивая хвостом, тот самый пресловутый воробей, побродил под стульями, вспорхнул на стол, нашел что-то важное для себя на краю стакана. Стакан хрустально позванивал под ударами воробьиного клюва.
Жизнь природы текла своим чередом.
Воробей, наверное, заходил в комнату не впервой, держался спокойно и уверенно. Васильев, желая припугнуть воробья, встряхнул одеялом, воробей, то ли от страха, то ли используя ее в качестве стартового ускорителя, сноровисто выплюнул из-под хвоста меловато-известковую жидкость и исчез на воле. Васильев, не сдержавшись, расхохотался и… в этот момент и пришло решение проблемы! Простое, как все гениальное.
Процесс сдачи экзамена по газовой динамике будет управляемым!
Итак, ответ на любой билет можно выучить, взяв лекции у друзей из соседней комнаты.
Дополнительные вопросы? Их так любят задавать преподаватели, особенно молодые. Да еще такие вопросы выдумают, что даже сам Генрих Наумович таких хитроумных вопросов не задает.
Итак, следовало опросить ребят из других групп, сдающих газовую динамику перед их группой, какие дополнительные вопросы задает тот или иной преподаватель, и систематизировать их.
Самым «оригинальным» оказался молодой ученый Скубачев, сын доктора наук, работавшего на этом же факультете, но на другой кафедре, видимо, чтобы не было причин обвинять их в семейственности.
Это позже стали превозносить трудовые династии, правда, чаще всего это были шахтеры, сталевары или фрезеровщики, когда заманивали сына в ту же шахту или к той же вагранке, где работал его отец.
В ходе сдачи экзамена шестью предыдущими группами было установлено, что у доцента Скубачева всего лишь десять любимых дополнительных вопросов.
И вот настал теплый солнечный день сдачи экзамена по газовой динамике. Впрочем, позже, через много, много лет, все время учебы в институте стало казаться Васильеву теплым и солнечным, даже если в те дни было холодно и лил дождь.
В отличие от других, студенты МАИ не опускались до изготовления вульгарных шпаргалок. Поэтому, жара ни жара — преподаватели приходят на экзамен в теннисках и футболках, а студенты — в пиджаках, за полами которых, удерживаемые ремнями брюк, спрятаны лекции, записанные в тетради размером с амбарную книгу.
Да по-другому и быть не могло. Выдернешь, например, «счастливый» билет, в котором вам предложено вывести формулу истечения реактивной струи из сопла воздушно-реактивного двигателя (не правда ли, простенько звучит?), а там несколько листов тройных интегралов и биквадратных уравнений! Не зря ведь самому Генриху Наумовичу понадобилось несколько молодых послевоенных лет, чтобы вывести эту закономерность. Другим ученым это оказалось не по зубам.
Так вот, даже если и знаешь процесс вывода пресловутой формулы, на который потребуется затратить полдня, то достаточно простой механической ошибки, кочующей из формулы в формулу, и вам никогда не сдать экзамен. Тем более, такой быстротечный, как газовая динамика.
Студенты разобрали билеты и расселись по местам, разумеется, на максимально возможном расстоянии от кафедры, вершину которой занял Генрих Наумович. Причем, максимальное расстояние каждый студент определил для себя интуитивно, подобно белой мышке, предназначенной на съедение удаву, дрожащей в самом дальнем углу стеклянной клетки в ожидании, когда тот проснется, закончив переваривать ее предшественницу.
Тут же, в соответствии с четко отработанным сценарием, свободные передние места шумно заполнили преподаватели кафедры.
Доцент Скубачев оказался в том же ряду, что и Васильев, только на несколько лавок впереди.
Васильев взглянул, наконец, на билет: так и есть, вывод формулы истечения той самой струи.
Вспомнив добрым словом соседа по общежитию, пожертвовавшему конспектом лекций на время экзамена, Васильев привычно вытолкнул локтем тетрадь из-за пояса брюк, та послушно легла ему на колени, после чего с соблюдением некоторых предосторожностей был найден и нагло списан злополучный вывод злополучной струи.
Вывод формулы занял без малого три листа, и только на последней странице осталось свободное место.
Закончив подготовку к ответу, Васильев заставил себя не показать этого ни движением, ни легким вздохом.
Потому что как только он вздохнет, Генрих Наумович, обрадованный тем, что процесс ожидания закончен, тут же встрепенётся:
— Молодой человек! Вы уже готовы?
