Пятно

—

Тогда ты ничем не рискуешь.

—

Черт с тобой! — усмехнулся опер и забрался в шахту. Я подошел к провалу и принялся вслушиваться в мерное

цоканье ботинок по торчащим из стены стальным пруткам. Вскоре оно стихло, и послышался голос федерала:

—

Порядок, поднимайся.

Забраться в шахту лифта оказалось легко. И боязнью высоты никогда не страдал, и до скобы дотянуться проблем не составило. Вот только расстояние между ними было рассчитано на более чем двухметровых создателей корабля, и вскарабкаться наверх получилось с трудом. Еще и сквозняком тянуло чуть ли не как в аэродинамической трубе.

—

Руку давай! — Кузнецов помог мне выбраться наружу и оттащил подальше от провала лифта. — Нормально все?

—

Ага, — отдуваясь, мотнул я головой. — Куда теперь?

—

Надо подумать. — Опер оглядел небольшой холл, из которого в темноту уходило сразу три коридора.

Хотя почему — в темноту?

На этом уровне висевшие под потолком панели светильников едва заметно помаргивали, и их тусклое свечение хоть немного, но разгоняло царивший на сбитом транспортнике мрак.

—

На потолок внимание обрати, — посоветовал я.

—

А ведь и верно! — обрадовался Кузнецов. — Смотри, в центральном коридоре панели чуть ярче светятся!

—

И чем дальше, тем светлее становится! — присмотрелся я.

—

Пошли! — Опер спрятал химический светильник в карман куртки и уверенно зашагал по коридору. — Думаю, мы почти на месте.

—

И разрушений на этом уровне совсем нет…

—

В правом коридоре разрушений хватает. — Федерал указал на стену, в которой чернело обугленное отверстие, и обернулся. — Видел?

—

И потолки тут выше.

—

Так это же главная палуба!

—

Понял уже. — Тут мне на глаза попалась выломанная дверь, и я попросил Кузнецова: — Дай светильник.

—

Зачем еще?

—

Дай сюда!

Федерал с недовольным видом вытащил из кармана начавший тускнеть карандаш и протянул мне. Я осветил заставленную двухъярусными кроватями и узкими шкафчиками комнатушку и повернулся к оперу:

—

Как думаешь, тут оперативный резерв раньше ночевал?

—

Да какая теперь разница? — пожал плечами Кузнецов.

—

Пыль потревожена, — пояснил я и, заглянув под ближайшую кровать, поднял с пола скуренный до фильтра бычок. — А еще это.

—

Выходит, здесь были переселенцы. — Федерал забрал у меня окурок и поднес его к носу. — Но что они могли тут забыть?

—

Нас караулили. А теперь в другое место перебрались. И если мы на них нарвемся…

—

Ничего хорошего из этого точно не выйдет, — нахмурился Кузнецов. — И значит, шуметь нельзя ни при каких обстоятельствах. Иначе спалимся.

—

Это понятно.

Я вышел в коридор и уже обернулся вернуть федералу светильник, когда заметил какое-то смазанное движение.

Лампы под потолком светили из рук вон плохо, но бегущая по коридору тварь в несколько стремительных прыжков оказалась совсем рядом, и мне удалось ее разглядеть. Больше всего это существо напоминало дога или гончую, чью голову изрядно увеличили, чтобы напихать в пасть как можно больше зубов. В остальном собаку Баскервилей модифицировать не стали, но при клыках в мизинец длиной это уже не имело никакого значения.

И ведь где-то совсем рядом бродят до зубов вооруженные бандиты…

Эта мысль в один момент вывела меня из ступора, и я кинулся наутек.

У большинства собак есть одно слабое место — стоит попытаться убежать, и они тут же бросятся вдогонку. Инстинкт, ничего не попишешь.

Сзади раздалось приглушенное рычание, цокот когтей по полу стремительно приближался, но первоначальная фора позволила мне первым выскочить в холл. В следующий миг за спиной послышался короткий рык бросившегося в атаку пса и, выкинув химическую трубку, я шагнул в шахту лифта. Изогнувшись, изо всех сил вцепился в спасительную скобу и заболтался в воздухе, едва удержавшись от падения вслед за улетевшим в темноту светильником.

Мимо промелькнуло тело псины, какое-то время она с визгом неслась вниз, затем раздался глухой удар, и наступила тишина.

Ненавижу собак. Тупые твари!

Выбравшись из лифта, я с трудом подавил сотрясшую меня нервную дрожь и поспешил навстречу бежавшему по коридору Кузнецову.

—

И что это было?! — зашипел на меня взбешенный опер.

—

Ты же сам сказал, что шуметь нельзя!

—

И стоило так