близки. Имею я право знать, почему ты меня избегаешь?
Жорж отвел от Юли взгляд и выдержал паузу, словно на сцене. Девушка молча ждала. Наконец, по- прежнему не глядя на нее, он сказал:
— Прости меня, Юлия, по нам надо разбежаться в разные стороны. Нашей близости пришел конец.
— Но как же так?.. — Юля захлопала ресницами, на которые уже начали наворачиваться слезы. — Почему вдруг так сразу?.. Я не готова!.. «Мой милый, что тебе я сделала?» Разве ты забыл, что «мы в ответе за тех, кого приручили»?
— Ну, вот! — Жорж развел руками и криво усмехнулся. — Ты ведь очень умная и начитанная девушка. Как ты к месту процитировала и Цветаеву и Экзюпери. Я думаю, что ты и без меня не пропадешь. Да и зачем тебе такая развалина? Ведь я же старше тебя на тридцать лет.
— Почему же, когда мы только сблизились, ты об этом не говорил? — воскликнула Юля, и прилив негодования даже высушил слезы у нее на глазах. — Зачем ты меня увлек, приручил, наобещал с три короба? Ты ведь знал, что у меня нет никакой защиты, что я должна сама себе пробивать дорогу. Но не посчитался с этим: афишировал наши отношения, испортил мне репутацию, задурил голову пустыми надеждами. Наконец, разбил мое сердце! Ведь ты же был у меня первым мужчиной!..
— Ну, не совсем, — скептически хмыкнул Жорж.
— Подлец! — вскричала Юля и замахнулась, чтобы ударить его, но он вовремя вскочил с кресла и отбежал в угол комнаты. — Подлец, я тебе доверилась, а ты…
Девушка плакала, уронив голову па руки, а Жорж смотрел на нее издали, и в глазах у него была боль и страх загнанного животного. Наконец, не выдержав, он подошел к Юле и, присев перед ней па корточки, тихо сказал:
— Прости, ты замечательная девушка, но я тебе не пара. Поверь. Когда-нибудь ты все поймешь. Мне трудно от тебя отказаться. Но иначе не могу. Нам нельзя быть вместе.
Юля всхлипнула, вытерла глаза и, посмотрев сверху вниз на коленопреклоненного Жоржа, робко спросила:
— Ты даешь мне понять, что никогда не сможешь на мне жениться?
Внезапно его лицо исказилось и, вскочив на ноги, он стал ходить из угла в угол, быстро поглядывая на Юлю и бросая ей в лицо:
— Да о женитьбе и речи быть не может! Пойми, я даже на роль заштатного любовника не гожусь! Забудь меня, девочка! Уходи прочь и не унижайся. Все, баста, финита ля комедия!
Юля несколько секунд молчала, а потом с порывистым жестом вновь обратилась к Фалину:
— Жорж, если ты даешь мне понять, что стал импотентом, то поверь: для меня это не главное. Я люблю твой талант, а не потенцию. Если ты по какой-то причине не можешь или не хочешь на мне жениться, то и это я могу понять. Но почему, объясни, мы не можем остаться друзьями? Ты как-то обмолвился, что не веришь в дружбу мужчины и женщины. А вот я верю. Это возможно. Особенно, если мужчина и женщина — творческие люди. Ты волен оставить меня как любовницу, но не оставляй как актрису.
Услышав эту просьбу, Фалин язвительно рассмеялся и воскликнул:
— Вот, наконец-то ты добралась до сути! Тебя во мне интересует не мужчина, а покровитель, импресарио! Что ж, все правильно, так и должно быть… Но есть одна загвоздка, милая Юленька: актриса ты неважная. Так, на уровне клубной самодеятельности. Для настоящего театра это не годится.
— Что?!. — Юля на миг потеряла самообладание, вскочила с места и едва не бросилась на Жоржа с кулаками. — Ты же сам поддерживал меня, говорил, что я талантливая!
— Да, каюсь, поддался нежным чувствам. Мне казалось, что ты просто не сразу можешь раскрыться. Но за полгода я убедился, что настоящей актрисы из тебя не выйдет. А быть всю жизнь на третьих ролях — зачем тебе это?
Юля снова заплакала от бессильной ярости. Увы, она опять была вынуждена смирять свой гнев, чтобы окончательно не испортить отношения с этим человеком, не нажить в его лице врага. А Жорж, расценив ее слезы по-своему, вновь принялся утешать девушку:
— Успокойся, милая, это же не конец света. Ну, не станешь ты великой актрисой, — так ведь не каждому дано, это редкий дар. И лучше сразу об этом узнать, чем всю жизнь терзаться и завидовать другим. К тому же, ты вполне можешь быть прекрасной ведущей в каком-нибудь телешоу — и получишь свою долю славы и успеха. Да и в наших телефильмах теперь среди молодых актрис редко встретишь умеющую профессионально играть. А уж внешностью ты их почти всех превосходишь. Это и не удивительно. Сейчас там все держится на спонсорах, а те дают деньги на раскрутку своих детей, жен, любовниц. Ну, а настоящие актрисы или хотя бы красавицы заполняют экраны в двух случаях: либо при тоталитарном режиме, либо при цивилизованном рынке. Из первого мы уже выбрались, а ко второму пока близко не добрались. Так что, девочка, в телефильмах ты еще имеешь шанс заблестеть. Почему бы тебе не обратиться за помощью к Голенищеву? Телевидение — это по его части.
— Ты хочешь сказать… — Юля всхлипнула, — хочешь сказать, что мне пора искать себе другого любовника и покровителя? Спасибо за бесплатный совет. Но только у меня принцип: где едят — там не гадят. Я служу у Голенищевых домработницей и никогда не стану там еще…
— Успокойся, — прервал ее Жорж. — Ничего такого я не имел в виду. Да и Голенищев не будет использовать тебя как любовницу, он сейчас не на той стадии. Ей-богу, попробуй поговорить с ним чисто по-человечески, выбери минуту. Ну, а если и он не поможет, все равно не отчаивайся, жизнь не кончена. Ты вполне сможешь играть в каком-нибудь провинциальном театре или вести драмкружок…
— В сельском клубе или дворце пионеров? — со злостью уточнила Юля. — Благодарю покорно. Не надо мне вашего сочувствия, Жорж Иванович, как-нибудь обойдусь. И не для того я столько всего натерпелась в Москве, чтобы снова возвратиться в свой Бряхимов, где актеры по полгода не получают зарплаты, а в театрах залы полупустые.
С этими словами Юля, уже ни на что не надеясь в доме у Фалина, решительно вышла в прихожую, схватила с вешалки куртку, сунула ноги в ботинки и стала торопливо открывать замок входной двери. Замок не поддавался, и Жорж, мягко отстранив девушку, открыл его сам. Юля, не взглянув на Фалина, кинулась прочь из его квартиры, но он успел сказать ей напоследок:
— Прости меня, Юля, желаю тебе счастья.
Не помня себя, девушка выбежала из подъезда теперь уже ненавистного ей дома, в котором несколько минут назад она все еще рассчитывала однажды поселиться.
Юля шла по улице, глотая слезы и повторяя про себя: «Дура, вечная неудачница! Все ты делаешь нескладно, все не так! Возвращайся в Бряхимов, там твое место!»
Бряхимовом Юля называла свой родной город Средневолжск, ибо почему-то была уверена, что именно его изобразил Александр Николасвич Островский в пьесе «Бесприданница». Когда-то, еще в детстве, посмотрев знаменитый фильм Рязанова, Юля бродила по берегу Волги в районе старой пристани и повторяла запавшие в юную душу строки: «Лжете! Я любви искала — и не нашла… Я не нашла любви, так буду искать золота». «Или тебе радоваться, мама, или ищи меня в Волге». Юля всегда любила представлять себя кем-то, изображать разные сцены. В мир игры она уходила от серого мира обыденности, который был к девочке не слишком ласков.
И дома, и в школе Юлю редко хвалили и почти не считались с ее мнением. В семье Жигалиных было две дочери, но основное внимание родители и бабушка отдавали старшей, Людмиле. Люда была очень музыкальна, участвовала в разных детских и юношеских конкурсах, ее успехами гордились родные и учителя. Юля же не имела особых способностей к музыке, да и училась, хоть и без троек, но не блестяще, да и не обладала таким характером, чтобы уметь потребовать свое, обратить на себя внимание. Потому-то ее редко замечали, и она привыкла всегда быть второй, жить в тени одаренной и капризной старшей сестры. Когда Юля слышала восторженное мамино: «У нашей Людочки абсолютный слух!» или одобрительное бабушкино: «Наша Людмилка — девка боевая и открытая душа», ей казалось, что этими похвалами старшей сестре родные словно бы косвенно упрекают ее, Юлю, за то, что она и не такая талантливая, и не такая открытая, а все молчит, себе на уме. И Юля часто в своем воображении разыгрывала разные сцены, представляя, как бы она была королевой, или Золушкой, или отважной пираткой. Ей тоже, не меньше чем Людмиле, хотелось сорвать аплодисменты публики, пусть даже в самом
