время как сама Вероника никем и никогда не будет обманута, потому что навсегда останется любовницей. И пусть лучше ее обзовут стервой, нежели станут жалеть или высмеивать.
После возвращения в родное село Вероника чувствовала себя уже опытной и взрослой, на сверстников смотрела свысока. А вот мать приехала с курорта как в воду опущенная. В санатории она прошла обследование, и у нее обнаружилась серьезная и запущенная болезнь. Без операции нельзя было обойтись. Захар повез жену в Днепропетровск, и Вероника тоже поехала, остановилась у тети. После операции улучшения не наступило. Катя быстро слабела и вскоре умерла, словно угасла. Вероника обвиняла отца в болезни и смерти матери, доходила в своих обвинениях до истерики. Она заявила, что не останется жить в ненавистном ей доме у ненавистного папаши, а уедет в город, к тете Гале. Тетя не возражала, с радостью приняла племянницу. Она не так давно похоронила своего пьяницу-мужа, а ее единственный сын отбывал срок за крупную кражу. Смышленая и деятельная Вероника не только скрашивала тете Гале одиночество, но и помогала по дому и осваивала под ее руководством ремесло медсестры. К отцу Вероника упорно не наведывалась, хотя при этом регулярно получала деньги, которые Захар, словно движимый раскаянием за свое прежнее скопидомство, исправно ей посылал.
Вероника по-прежнему хотела стать врачом и, хотя поступить в Днепропетровский медицинский было нелегко, дала себе слово, что добьется своего любой ценой. Училась Вероника хорошо и успешно наверстывала все то, что было недодано ей в сельской школе. Она вообще очень быстро освоилась в городе, ее буквально через полгода уже принимали за коренную горожанку. Тетя Галя гордилась успехами племянницы в школе, но была недовольна слишком уж заметной распущенностью Вероники: девочка допоздна гуляла с парнями, курила, бегала на разные сомнительные пьяные вечеринки. Впрочем, скоро Вероника ей доказала, что для девушки из простой семьи такой стиль поведения просто необходим, иначе пожизненно останешься на задворках и будешь тянуть лямку, как бедная мама. Напоминание о судьбе младшей сестры действовало на тетю Галю безотказно: она начинала плакать, проклинать «жлоба бесстыжего» Захара и советовать племяннице; «Правильно, Всроничка, лучше ты мужиков обманывай и бери у них все, что можешь взять. Лучше будь стервой, но холеной, чем такой порядочной, но заброшенной, как бедная Катенька, которая убивалась ради проклятого добра, а оно теперь какой-нибудь сучке достанется»,
В медицинский Вероника поступила с первого захода и училась успешно. Крепкие нервы и выдержка помогали девушке не вздрагивать при виде крови, внутренностей и трупов, уверенно держать в руках любой медицинский инструмент. Она не просиживала ночи напролет над конспектами и учебниками, потому что знания давались ей легко благодаря хорошей памяти и быстрой реакция. Да н внешностью природа Веронику не обидела. Нельзя сказать, чтобы девушка выглядела писаной красавицей, но в ней был свой шарм: спортивная подтянутость фигуры, резкие, но пикантные черты лица, хрипловатый голос; легкий налет вульгарности, создаваемый стилем одежды и макияжем. Она знала о своей броскости и умело этим пользовалась. Если что-то в ее судьбе могло зависеть от того или иного влиятельного мужчины, то, как правило, этот мужчина рано или поздно оказывался в опасной близости от Вероники. После окончания института она не поехала по распределению, как многие однокурсницы, а осталась в Днепровске, да еще в неплохой поликлинике. Одевалась Вероника шикарно, холодильник в тетиной квартире всегда был набит дефицитными продуктами, а на вопросы Галины, где и как это все добывается, племянница со смехом отвечала, что ее снабжают благодарные пациенты. Тетя, конечно, понимала, что дело тут не в пациентах, а в состоятельных любовниках, но не корила Веронику, лишь иногда вздыхала: «Так жить, конечно, хорошо, но ведь когда-то и семью заводить надо, и ребеночка рожать…» Галина не подозревала, насколько такие намерения чужды ее племяннице.
Потом вернулся из заключения тетин сын Толик или, как называли его дружки, Толян. Пока он находился в зоне, Галина ездила его навещать, но Вероника ни разу не составила ей компанию, увиливала под разными предлогами. Так что двоюродный брат, которого Вероника помнила совсем юнцом, теперь оказался для нее малознакомым и, в общем, малоприятным субъектом. Поначалу Толян вел себя тихо, даже устроился на работу. Потом к нему начали захаживать дружки, которые постепенно стали для Вероники и тети Гали сущим бедствием. Они заходили в гости и по одному, и пачками, иногда оставались до утра, некоторые даже приставали к Веронике, и она запиралась в тетиной комнате. Понимая, что рано или поздно проблема жилья станет неотложной, Вероника срочно искала деньги на покупку квартиры. Она даже решила обратиться за помощью к упорно игнорируемому отцу, от которого в последнее время не поступало денежных переводов. Но, наведавшись в родные пенаты, Вероника узнала, что Захар уже давно на мели. Казалось бы, наступили новые времена, слова «фермер» и «крепкий хозяин» теперь произносятся в положительном контексте, а Захар сник, выдохся, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух, Работа уже не горела у него в руках, как раньше, активности и энергии в нем совсем не стало. Захар спивался, старел и хворал. Но больше всего Веронику возмутил тот факт, что несколько месяцев назад отец втихую расписался с Фроськой, и теперь ловкая продавщица наложила лапу на дом и все прочее наследство, которое Вероника справедливо считала своим. Конечно, Вероника скандалила, грозилась судебными тяжбами, но Фроська тоже была не лыком шита. Она давно сумела внушить Захару, что дочка, которая столько лет не хотела знать своего отца, не заслуживает никакого наследства. В разгар семейных баталий случилось неожиданное: крепко выпивший Захар ехал на своем «Москвиче» и свалился с моста в реку. После его похорон Вероника все-таки сумела кое-что отсудить у Фроськи. Но в денежном выражении это оказалось не так уж много, на приличную квартиру в городе, да еще в хорошем районе, не хватало.
А времена были трудные, смутные — первая половина 90-х. В такие времена можно либо много приобрести, либо все потерять. И потерявших, конечно, всегда оказывается гораздо больше. Именно тогда Вероника впервые задумалась о том, что, может быть, не так уж правильны ее выводы о преимуществах свободной бессемейной жизни. Она вдруг поняла, что никому по-настоящему не нужна, никто не поддержит ее в трудную минуту. Прежние партийно-исполкомовские любовники как-то сошли на нет. Многие, утратив былое влияние, замкнулись в своих семьях. Новые деловые еще не определились, не набрали силу. Вероника заметалась, не зная, на ком остановиться. А тут еще в поликлинике началась неразбериха, поговаривали о сокращениях.
Именно тогда в ее жизни внезапно возник Федор, Федька Циркач. Однажды вечером, поздно вернувшись после дежурства, Вероника ужинала на кухне, стараясь не шуметь и не будить приболевшую тетю. В дверь позвонили. Откликнувшись, Вероника услышала голос Толяна. Двоюродный братец часто забывал ключи и мог трезвонить в любое время дня и ночи. Вероника открыла дверь и замерла от удивления: Толян ввалился, придерживая за плечи бледного, окровавленного мужчину, который едва переставлял ноги и прижимал к животу кучу тряпок, быстро пропитывающихся кровью.
— Скорей, сеструха, помоги человеку, — пробормотал Толян, усаживая раненого в кухне на стул.
— Да что ты его сюда притащил?! — возмутилась Вероника. — Здесь тебе не скорая помощь! Вези в больницу!
Раненый посмотрел на Веронику мутными от боли глазами и тихо, но внятно заявил:
— Никакой больницы. Зашивай меня побыстрей и перевязывай, а то много крови потеряю.
— Ему в больницу нельзя, — подтвердил братец. — Там вопросы будут задавать, а Федьке это ни к чему. Давай, Верка, ты же все-таки врач, помоги человеку,
— Меня зовут Вероника, — с ненавистью прошипела она. — Пойми ты, придурок, я не имею нрава сама его лечить. А если у него заражение начнется? Да и вообще, не хочу в ваших разборках участвовать. Это дело уголовное.
— А я хорошо заплачу тебе, красавица, — прошептал раненый белыми губами.
Вероника вздохнула и, поворчав немного, занялась пострадавшим. К счастью для него, ножевая рана оказалась поверхностной, внутренние органы не пострадали. А Вероника, хоть и не была хирургом, не боялась никаких оперативных процедур. Наблюдая за ее ловкими, уверенными руками, Федька с довольным видом пробормотал:
— Ну, ты свое дело знаешь… Мне даже ни капельки не больно. Как будто ты меня не зашиваешь, а гладишь.
— Дурачок, я же тебе обезболивающий укол сделала, — усмехнулась Вероника.
Перевязав зашитую рану, она напоила Федора лекарствами, витаминным чаем, затем велела Толяну уложить дружка в постель.
Когда все было сделано, братец вернулся к Веронике на кухню и с таинственным видом зашептал, что
