коммерческих фасадов, скрывавших торговлю наркотиками. Однако систематические аресты торговцев и изъятия партий наркотиков, состоявшиеся уже после сицилийского отпуска Бонанно, показывают заметное усиление роли сицилийской мафии в наркоторговле и свидетельствуют о гораздо более тесном сотрудничестве между преступными группировками обоих берегов Атлантики. Решения, принятые среди красных ковров и позолоченных зеркал «Отель де Пальмес», имели вполне конкретные последствия. Как позднее заметил министр юстиции США, каждый, кто присутствовал на этих встречах, стал «звездой, оставившей свой след в наркобизнесе». Для «людей чести» транспортировка героина сделалась новым, трансатлантическим видом спорта.
Среди приглашенных на встречу в «Отель де Пальмес» был человек, выделявшийся среди прочих, словно жаба среди болотной ряски. Это был Джузеппе Дженко Руссо — та самая «Джина Лоллобриджида», которая однажды облегчилась на виду у молодого и недоверчивого Томмазо Бушетты. К тому времени Дженко Руссо уже стал преемником дона Кало Виццини, его власть распространялась на центральную часть Сицилии, и теперь он незаслуженно пользовался репутацией «босса из боссов» всей сицилийской мафии. Бушетта поясняет, что в то время такого поста просто не существовало, но даже имейся он в наличии, его никак не мог бы занять «человек чести» из захудалого Муссомели. Вероятно, Дженко Руссо присутствовал на встрече лишь потому, что один из приглашенных на нее американских мафиози приходился ему дальним родственником. Дженко Руссо не пользовался влиянием в Палермо, и тем более в Нью-Йорке, и поэтому не мог участвовать в дискуссии, которая состоялась в «Отель де Пальмес». Однако, очутившись в столь двойственном положении, он сумел привлечь внимание собравшихся на политической проблеме, которая была представлена на рассмотрение вместе с деловыми предложениями Джо Банана. Руссо поведал почтенному собранию, что слышал в холле знаковую фразу: Quannucisunutroppicanisopraanossubeatocnidduchipostariarrassu- «Когда слишком много собак бросаются за одной костью, лучше отойти в сторону». Проще говоря, продолжил он, проникновение на североамериканский рынок героина в тех масштабах, в каких планирует Джо Банан, неизбежно приведет к соперничеству.
Как раз для того, чтобы урегулировать это соперничество, внутри мафии была создана специальная Комиссия. Хотя Томмазо Бушетта упорно обходит молчанием все, что связано с наркотиками, он подробно рассказывает о том, как возникла идея создания Комиссии. Бушетта сообщает, что с момента падения фашизма и до 1957 года обмен информацией внутри сицилийской Коза Ностры был весьма интенсивным, но не централизованным. Маленькие группы особо влиятельных «людей чести» из разных кланов встречались друг с другом, чтобы в характерной для них краткой, иносказательной манере обсудить насущные вопросы. Решения принимались медленно, лишь после неоднократных консультаций.
В ходе таких вот иносказательных дискуссий и было принято решение создать Комиссию. Именно в ресторане «Спано», где Бушетта обедал с Джо Бананом, он услышал, как тот предлагает создать Комиссию трем или четырем сидевшим вокруг него сицилийским мафиози. Вероятно, эти мафиози были далеко не первыми, с кем Бонанно обсуждал свою идею; вероятно, она многим пришлась по вкусу. Соглашение было достигнуто, и Бушетте поручили его исполнение. Ему помогали два молодых мафиози, которым суждено было сыграть важнейшую роль в предстоящей истории Коза Ностры, — Гаэтано Тано Бадаламенти, помощник босса Чинизи (эта группировка имела тесные контакты с кланом Детройта), и Сальваторе Греко по прозвищу Птенчик (прозвище он получил благодаря своему тщедушному телосложению). Птенчик был из той ветви семейства Греко, которая заправляла в Чиакулли. Ему удалось пережить междоусобную войну 1946–1947 гг. Все троим предстояло стать крупными наркоторговцами.
Эта «конституционная рабочая группа» из трех человек (Бушетта, Бадаламенти и Птенчик Греко) установила для Коза Ностры новые основополагающие правила. В каждой провинции Сицилии надлежало создать свою Комиссию. (Только в 1975 году на острове была создана Региональная, или Межпровинциальная Комиссия). Поскольку в провинции Палермо насчитывалось слишком много кланов (около пятидесяти), создать такой консультативный орган, в котором каждый из них имел бы собственное представительство, было вряд ли возможно. Поэтому требовался промежуточный уровень
Таким образом, Палермская Комиссия вовсе не была советом директоров компании, осуществляющей международную торговлю героином. Фактически она представляла собой тщательно продуманный представительский аппарат и скорее являлась производным политики, нежели бизнеса, а значит, в ней не было ничего существенно нового. Благодаря докладу Санджорджи ныне известно, что еще в конце девятнадцатого столетия мафиозные группировки Палермо проводили серии официальных консультаций и обладали системой единообразных судов. Так что, несмотря на все утверждения Бушетты и Бонанно, Комиссия не стала для мафии чем-то совершенно новым. Она лишь дала новый ответ на вопрос, старый, как сама мафия, — как совместить территориальный контроль с противозаконной торговлей. Создание Комиссии, вне всяких сомнений, имело эпохальные политические последствия, ведь, в сущности, она лишала боссов мафиозных кланов права решать, кому жить, а кому умереть.
Но почему подготовка сицилийской мафии к участию в наркоторговле привела к созданию тщательно продуманного конституционного механизма? Поиски ответа на этот вопрос, к решению которого вплотную подошли итальянские историки, заставляют обратиться к основам взаимосвязи между бизнесом и политикой внутри Коза Ностры. И здесь нам вновь помогут воспоминания Томмазо Бушетты, поскольку он до сих пор остается наиболее важным, хотя и не всегда объективным свидетелем. (Именно потому, что его показания крайне важны, он объективен далеко не всегда.)
Бушетта именует Комиссию «инструментом сдерживания и внутреннего примирения», «отличным способом уменьшить риск, которому подвергаются все мафиози». По тону это описание в значительной степени совпадает с представлением Бушетты о внутренней жизни мафии в целом. Он рассматривает Коза Ностру скорее как некое благородное братство, нежели как иерархию. В его представлении все «люди чести» — благородные личности, которых связывает взаимное уважение, а не повиновение главарю. «Все мы ощущаем, что являемся частью особой элиты», — говорит он. Именно такими ностальгическими представлениями навеян тот образ, который Бушетта пытается приписать себе. Он изображает себя этаким странствующим эмиссаром преступного мира. По сути его утверждения столь же далеки от реальности, как пропаганда политических партий. В действительности Бушетта имел веские причины желать, чтобы мафия приобрела те черты, которые она в итоге и приобрела. Эти причины станут понятны, если внимательно присмотреться к его карьере.
В основном Коза Ностра предлагает своим членам две разновидности карьерного роста: политический и коммерческий. «Человек чести» может совершить восхождение по карьерной лестнице теневого государства, поочередно занимая посты
Счастливчик Лучано представляет собой особый случай, поскольку на различных этапах своего жизненного пути он следовал то одним, то другим маршрутом. Перед тем как в 1936 году его посадили в тюрьму по обвинению в принуждении к занятию проституцией, он обладал территориальной властью. Лучано возглавлял то, что иногда называют
Как «человек чести», который в большей степени связан с синдикатом предпринимательства, нежели с синдикатом власти, и скорее был наркоторговцем, чем политиком-
