казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он видел ее.
Тревис расстался с Фин на следующее утро после свадьбы Джесси. С того дня не прошло и недели, но не имело значения ни то, что разлука была такой короткой, ни то, что они с Фин едва знают друг друга. А когда она позвонила сегодня утром, чтобы узнать, нет ли у него планов на этот уик-энд, он так растерялся, что даже не смог быстро ответить, что совершенно свободен.
Со дня своего возвращения в «Серебряную Луну» Тревис мучился, стараясь не думать о том, почему он так стремится снова быть с Фин. Он стал раздражительным, как гризли, поранивший лапу.
Но ее звонок означал, что они проведут на его ранчо три дня.
Как только его помощник Спад Дженкинс услышал, что Фин собирается прилететь, то внезапно вспомнил, что уже давно хотел навестить семью своего брата в Санта-Фе. Тревис прекрасно знал, что старик просто придумал этот повод. Спад и его брат не поддерживали отношений больше двадцати лет.
Но Тревис не сказал ничего, ибо правда заключалась в том, что ему было необходимо побыть наедине с Фин, чтобы разобраться, что же происходит между ними. Он хотел быть рядом с ней во время ее беременности и потом, при воспитании их ребенка, но еще не знал, как это осуществить.
Когда он вошел в зал аэропорта, то сразу же заметил Фин, которая ожидала появления своего чемодана на конвейере. Черт возьми, до чего же красивой она была в джинсах и свободном свитере цвета крепкого чая!
Впервые он видел ее не в костюме для офиса или вечернем платье, но ничуть не был удивлен, что и в простой одежде она показалась ему необыкновенно привлекательной, и у него замерло сердце. Черт возьми, какое имеет значение, во что она одета?
Уступив дорогу паре подростков с потертыми рюкзаками и пожилой женщине, тащившей огромный, едва ли не больше ее самой, чемодан, Тревис подошел к Фин, обнял и приподнял ее, прижимая к себе. Он целовал ее как солдат, вернувшийся с войны.
Когда он наконец поставил ее на ноги, они оба задыхались, хватая ртом воздух.
— Не помню, чтобы ты так приветствовал меня в первый раз, когда я приехала сюда, — сказала Фин, и ее голос показался Тревису чертовски сексуальным.
Он чувствовал, что улыбается. Со стороны, наверное, он выглядит глупо, но ни за что на свете не может стать серьезным!
— У нас с тобой тогда еще не было прошлого, дорогая.
Она засмеялась и потянулась к средних размеров сумке, которая только что появилась на конвейере.
— В твоем понимании «прошлое» — это знакомство, которое длится месяц?
Пожав плечами, он нагнулся, чтобы подхватить сумку.
— Если хочешь быть точной, то случившееся вчера является прошлым сегодня.
— Полагаю, ты прав.
Пока они шли через зал, ее нежная улыбка заставила его кровяное давление подскочить по меньшей мере наполовину. Когда они подошли к автоматическим дверям, он отрицательно покачал головой.
— Подожди здесь. Снаружи холодно. Я подгоню машину.
Из переднего кармана джинсов он вынул ключи от своего грузовичка.
— Тебе не надо этого делать, — сказала она, делая шаг вперед. — Я не против того, чтобы пройтись пешком. Я привыкла много ходить и уверена, что тут недалеко.
— Здесь довольно холодно, и ты еще не привыкла к высоте. Это может оказаться плохо для тебя и ребенка.
Фин с недоумением взглянула на Тревиса.
— Тревис, беременность не делает женщину беспомощной.
— Я это знаю. — Поцеловав ее в лоб, он улыбнулся и покачал головой. — Но ты моя гостья, дорогая. И раз уж я хочу быть джентльменом и заботиться о тебе, пока ты здесь, то я буду делать это чертовски хорошо.
Они сидели в гостиной на кожаном диване перед большим камином, в котором пылал огонь. Фин удобно устроилась, прижавшись к Тревису. Она наслаждалась домашним уютом и не могла вспомнить, чувствовала ли себя когда-нибудь настолько умиротворенной.
От прекрасной деревянной и кожаной мебели до ярко раскрашенных украшений коренных американцев весь дом был теплым, приветливым и казался Фин точно таким, каким и должен быть дом.
Таким, какой, к сожалению, ее квартира не была.
Когда она вернется в Нью-Йорк, то первое, что сделает, — обратится к дизайнеру интерьеров, чтобы сменить всю обстановку. Ультрамодерновый безжизненный вид вовсе не годится для ее будущего ребенка, а она хотела, чтобы ее малыш называл домом уютное место, такое, как дом на ранчо «Серебряная Луна».
— Я дам тебе четвертак, если скажешь, о чем задумалась, — сказал он, приникнув головой к ее голове.
— Мне кажется, раньше за это предлагали пенни.
— Инфляция, дорогая. — Он притянул ее еще ближе к себе и поцеловал в макушку. — Я слышал, что в наши дни даже зубная фея должна платить доллар за зуб.
Фин отодвинулась, чтобы иметь возможность посмотреть на Тревиса.
— А сколько это стоило, когда Джесси была маленькой?
— Пятьдесят центов. — От его улыбки зазвенело все тело Фин вплоть до пальцев босых ног. — По крайней мере так было до того, как она выучилась тонкому искусству переговоров.
— Ты шутишь?
— Нет. — Усмехаясь, он покачал головой. — Однажды, когда я зашел, чтобы забрать у нее из-под подушки зуб и оставить пару четвертаков, я нашел письмо, адресованное зубной фее.
Желая услышать как можно больше о том, какой была Джесси в детстве, Фин спросила:
— А что было в письме?
— Там говорилось, что поскольку зуб во рту был немного дальше предыдущих и Джесси его использовала для жевания, то он стоит по меньшей мере семьдесят пять центов.
Рассмеявшись, Фин покачала головой.
— Да не написала она такого!
— Вот именно написала. — Он усмехнулся. — А зубная фея так громко рассмеялась, что едва не разбудила девочку.
— И та получила семьдесят пять центов?
— Нет. Тот зуб потянул на добрых пять баксов. — Он покачал головой. — Я решил, что одно только письмо этого стоит.
— Ты замечательный отец, — сказала Фин, когда перестала смеяться.
Он пожал плечами, но по искрам в его глазах она могла утверждать, что ему было приятно услышать ее замечание.
— Я делал то, что считал наилучшим. — Тревис поцеловал Фин в обе щеки и положил руку ей на живот. — И то же самое я буду делать для этого ребенка.
Эмоции наполнили грудь Фин, и ей пришлось с усилием проглотить огромный комок, застрявший в горле.
— Я так рада, что ты отец моего ребенка!
От его нежной улыбки у нее в груди все сжалось.
—
Она не смогла удержать одинокую слезу, скатившуюся по щеке.
— Благодарю тебя.
Он изумился.
— За что?
Взяв его лицо в ладони, она улыбнулась.
— За то, что ты такой хороший.
У нее в животе будто что-то затрепетало от предвкушения, когда медленная обещающая улыбка
