– Месяц.
Сойдя на берег с датского парохода в Харвиче, мы поехали прямо в Кембридж и теперь сидели в гостиной Данроумина. Потирая руки, вошел Уорсли.
– Поздравляю вас, – сказал он, – вы неплохо поработали с королями.
– Ясмин просит отпуск на месяц, – объявил я. – Лично я думаю, что было бы лучше сначала сделать Америку.
Уорсли, пыхтя своей отвратительной трубкой, посмотрел на Ясмин и сказал:
– Я согласен с Корнелиусом. Кончим дело, потом отдохнете.
– Нет, – отрезала Ясмин.
– Почему нет? – спросил Уорсли.
– Потому что не хочу, вот и все.
– Ну что ж, в конце концов вам решать, – сказал Уорсли.
– Да уж, конечно, я решаю, – ответила Ясмин.
– Разве тебе это не нравится? – спросил я.
– Уже приелось, – сказала она. – Вначале действительно было занятно, просто здорово. А сейчас я вдруг поняла, что с меня хватит. Оба вы забываете, что каждый раз, когда вам требуется сперма этих проклятых гениев, именно я должна бросаться в бой. Все ложится на мои плечи!
– Ну не совсем на плечи, – заметил я.
– Не пытайся острить, Освальд. Она сидела, нахмурившись. Уорсли ничего не говорил.
– Если ты сейчас возьмешь месяц отпуска, – спросил я, – то потом поедешь со мной в Америку?
– Хорошо.
Уорсли вынул трубку изо рта:
– Мы уже собрали замечательную коллекцию, Корнелиус, поистине замечательную. Когда начнем продавать?
– Не надо торопиться, – сказал я. – Мне кажется, что не стоит пускать в продажу сперму мужчины, пока он не умер. Умершие великие люди всегда интересуют всех больше, чем живущие. После смерти они становятся легендой.
– А кто займется продажей, когда придет время? – спросил Уорсли.
– Я, – сказал я. – Кстати, если на меня легла коммерческая сторона дела, то имею право на большую часть прибыли.
– Ай, – воскликнула Ясмин, – прекрати эти разговоры, Освальд.
– Мы договорились, что делимся поровну, – враждебно заметил Уорсли.
– Успокойтесь, – улыбнулся я, – я пошутил.
– Надеюсь, что пошутил, – сказала Ясмин. – На самом деле я думаю, что больше других должен получить Артур, это он изобрел всю процедуру, – сказал я.
– Должен признать, что это очень великодушно с вашей стороны, Корнелиус, – сказал Уорсли расцветая.
– Сорок процентов изобретателю, и по тридцать Ясмин и мне, – предложил я. – Согласна, Ясмин?
– Не уверена, – сказала она. – Мне таки пришлось потрудиться. Я хочу свою треть.
Чего они, разумеется, не знали, так это того, что я давно уже решил, что в конечном счете наибольшая доля достанется мне. Ясмин, в сущности, много не требуется, она любит хорошо одеться, вкусно поесть, но в общем-то это и все. Что же касается старика Уорсли, то я вообще сомневался, будет ли он знать, что делать с большой суммой денег, даже если он ее и получит. Трубочный табак – единственная роскошь, которую он себе позволял. Я – совершенно иное дело. Тот стиль жизни, к которому я стремился, требовал огромного состояния. Я не мог смириться с посредственным шампанским или недостаточным комфортом. Мне представлялось, что если я каждому дам по десять процентов, оставив себе восемьдесят, то они должны быть счастливы. Сначала, конечно, они взвоют, закричат 'караул', но когда поймут, что ничего не поделаешь, то очень скоро успокоятся и с благодарностью примут эту маленькую милость. Существовал единственный способ, который бы мне позволил диктовать свои условия: я должен завладеть Банком спермы со всеми сокровищами, там хранящимися. Затем нужно его перевезти в надежное и секретное место. Это будет нетрудно. Как только мы с Ясмин вернемся из Америки, я найму фургон, съезжу в Данроумин, когда там никого не будет, и заберу драгоценный сейф. Никаких проблем. Кто-нибудь из вас, возможно, подумает, что это грязный трюк, нечестная игра и вообще так поступать непорядочно, но на это я скажу – чушь. В этом мире вы ничего не добьетесь, если упустите свой случай.
– Так когда же вы едете в Америку? – спросил Уорсли.
Я достал календарь:
– Встречаемся здесь пятнадцатого мая, через четыре недели. Я закажу каюты в 'Мавритании'.
– Прекрасно, – сказала Ясмин, делая запись в своей книжечке.
– А там мы возьмем за шиворот старика Генри Форда, мистера Маркони, Рудольфа Валентине и всех остальных янки.
Я отвез Ясмин на вокзал, поцеловал ее на прощание и отправился в Лондон в свой дом на Кенсингтон Сквер. Я чувствовал себя прекрасно. Похоже, что великий план действительно воплощался в жизнь. Я уже представлял, как сижу лет через пять с какой-нибудь богатой дурой и она мне говорит: 'Я бы выбрала
