влюблен.
— Барни ни в кого не влюблен. Он никогда ни в кого не влюблялся и никогда никого не полюбит. Он вообще не знает, что такое любовь.
Она никогда не слышала, чтобы Лэнгли говорил с такой горечью. Он выглядел уставшим, почти старым, и она нежно проговорила:
— Может быть, он этого просто не показывает, но я точно знаю, что он любит тебя и Эмили.
— По-своему — возможно. Барни всегда удавалось заставить людей любить себя, он даже особо не прикладывал к этому усилий, и потому ему было на это наплевать. Он мой брат, я могу сделать для него все, что угодно, но я знаю, каким он может быть черствым и бессердечным.
У нее не было никаких сомнений, что Лэнгли знал, о чем говорил. Он подошел к окну и стоял там, слегка сгорбившись, глядя на широкий двор.
— Вчера вечером я попросил его держаться от тебя подальше, и он рассмеялся.
Сайан и сама сейчас чуть не рассмеялась. Но она понимала, что Лэнгли наверняка провел бессонную ночь в самых мрачных размышлениях и ему так нужно было утешение, он так хотел развеять страхи, что Барни вообще-то мог и не смеяться, а все толком объяснить. Она сказала:
— Потому что это просто глупости, он наверняка подумал, что ты шутишь.
— Когда ты будешь носить мое кольцо, он поймет, что это была не шутка.
— Так вот почему ты так поспешно сделал мне предложение — чтобы спасти меня от Барни?
— Нет! — Он резко повернулся к ней от окна.
Естественно, он сделал ей предложение, потому что он ее любит, но причина, по которой он сделал его так торопливо, состояла в том, что он хочет уберечь ее от посягательств Барни, и это было чересчур благородно. Она посмотрела на него и почувствовала, как всю ее наполняет нежность к нему, ей захотелось обнять его и успокоить. Ему нужно было утешение, он был такой чувствительный, такой ранимый.
В салоне зазвенел звонок.
— Черт возьми, — в бешенстве прошипел Лэнгли. — Сайан, так выйдешь ты за меня или нет?
— Может быть, когда ты попросишь меня в следующий раз.
— А сколько тебе нужно времени, чтобы подумать?
Ей нужно было не столько время, сколько другая обстановка. Она чувствовала, что поступает правильно, желая, чтобы момент, когда Лэнгли попросит ее руки, был результатом их взаимного порыва, а не вчерашней ссоры с Барни.
Она улыбнулась и положила руку на плечо Лэнгли:
— Мы еще раз съездим на Денистонский утес. — Это было обещание. — Пойду посмотрю, кто там так рвется. Обычно у нас не бывает таких нетерпеливых покупателей.
И она поспешила к входной двери, думая тем временем, почему она не согласилась сразу, ведь совершенно не важно, что подтолкнуло его сделать предложение. Барни сказал бы, что она поступила как дурочка, и Фиона с ним согласилась бы, да так сказал бы любой, так что лучше пока об этом помолчать. Это был очень приятный секрет. Лэнгли только что попросил ее выйти за него замуж и скоро еще раз попросит, и она скажет «да», и тогда они расскажут об этом всему миру.
Она открыла дверь, и девушка, стоявшая на пороге, сказала:
— Яйца, утиные яйца, Эмили просила принести.
В руках она держала маленькую корзинку, и рядом с ней у обочины стояла разбитая колымага. Девушка была полненькая, симпатичная, с забавным желанием угодить, как у щенка.
— Привет, — сказала Сайан. — Извините, что дверь еще закрыта, прошу вас, входите.
Филлис Баркер вошла в магазин. Почти всю свою одежду она покупала у Фионы, и Сайан уже несколько раз встречалась с ней в мастерской. Между девушками каждый раз возникала некоторая напряженность, потому что когда-то, еще в школе, Филлис была безумно влюблена в Лэнгли и теперь, три года спустя, после четырех дружков, она все еще завидовала всякому, кто имел счастье работать вместе с Лэнгли.
Когда Лэнгли дал объявление о том, что открылась вакансия ассистента в магазине, Филлис даже слегка размечталась, но там было ясно оговорено условие — знание машинописи и стенографии, а вся наука, которой ее обучали, — это помогать матери на ферме. И она знала, что, если она подаст заявку на это место, над ней начнет потешаться половина деревни, ее друг и родители будут в ярости, а работу она все равно не получит. Она считала, что Сайан очень повезло и что жизнь в целом несправедлива.
Филлис без умолку болтала, пока они шли через помещение салона, — о погоде, размере утиных яиц, и, когда в дверях студии показался Лэнгли, ее и без того тонкий голос стал еще более высоким.
— А, привет, — удивленно сказала она, словно он был последним человеком, которого можно было увидеть в его собственном магазине. Она вытянула вперед корзиночку с утиными яйцами и объяснила: — Эмили попросила мою мать принести ей яиц.
Лэнгли улыбнулся ей и поблагодарил, и щеки девушки порозовели.
— Эмили на кухне. Найдете?
— О да, конечно, — сказала Филлис. — Я знаю, как пройти.
Лэнгли открыл ей дверь в вестибюль, и она робко улыбнулась ему. Сайан тоже улыбнулась, как только дверь за ней захлопнулась, и сказала:
— А представь, если бы я была ревнивой…
— Что? — произнес Лэнгли. — Ревновать к этому ребенку?
— Она совсем не ребенок, — возразила Сайан. — Еще несколько лет — и кто знает…
Лэнгли засмеялся. Он пошел обратно в студию собирать свой портфель и сказал:
— Там в почте сама все разберешь, ничего сложного нет. Я вернусь, как только смогу.
Аукцион должен был продлиться целый день, но те вещи, которые он намеревался приобрести, скорее всего, выставят еще до обеда.
— Удачи, — сказала Сайан.
Она села за машинку и написала ответы на те письма, которые требовали незамедлительного отклика, сделала пометки там, где это требовалось, и положила в картотеку один список и пару каталогов. В студию заглянула Филлис. Ее разочарование из-за того, что она не увидела там Лэнгли, было таким неприкрытым, что Сайан сказала:
— К сожалению, он уехал на аукцион.
— Лэнгли? — спросила Филлис, покраснев, потом зашла и огляделась. Она увидела «Денистонский утес» и встала перед картиной. — Как же замечательно, правда? — проговорила она, посмотрев на Сайан.
— Да, просто великолепно.
— Тебе нравится здесь работать?
— Очень нравится.
Филлис глубоко вздохнула. Вчера она поссорилась со своим приятелем, и сегодня, когда мать сказала за завтраком: «Надо не забыть послать Эмили Паркинсон несколько утиных яиц», Филлис вызвалась: «Я отнесу их. Я все равно иду в деревню».
Сейчас Сайан посмотрела на нее и с ужасом увидела, как глаза Филлис наполняются слезами. Одна слезинка скатилась вниз по щеке, круглой и крепкой, и Сайан вскочила на ноги:
— Ну, ну, успокойся, что бы ни случилось, наверняка ничего страшного.
— Я знаю, — сказала Филлис.
Она ненавидела свои слезы. Она ненавидела то, как она краснела, то, что она совершенно не умела скрывать свои чувства. Она взглянула на эту девушку, Сайан, — спокойную и собранную. Говорили, что Лэнгли ей более чем симпатизирует, и даже Барни приглашал ее в ресторан, и такой стыд, что эта девушка видит, как Филлис плачет. Слезы градом покатились у нее из глаз. Она крепко зажмурилась, чтобы скрыть слезы за ресницами, но не смогла и вслепую, не найдя своего носового платка, вытерла глаза тыльной стороной руки и заявила, что жизнь ужасна.
— Иногда бывает, — согласилась Сайан.
— Я вчера поссорилась с Гордоном, — сказала Филлис. Гордон Вайкэс, как говорили Эмили и Фиона, собирался жениться на ней весной.
— О, Филлис, мне очень жаль.
