чтобы ты грустила. Это ничего не значит. Все кончилось уже давно. Не плачь, детка. Хочу запомнить, как ты мне улыбаешься». Я вытерла слезы и улыбнулась ему. Он поцеловал меня… и умер. Черт возьми, умер у меня на руках. Если бы ему поставили диагноз ПТСС, если бы кто-то смог ему помочь, он был бы сегодня жив и счастлив. Так что мне знакомы эти симптомы. Но ты держишься молодцом. У тебя крепче нервы, и ты более рассудительный, умеешь сдерживаться. И все же мне кажется, что у тебя тот же синдром.
— За меня не беспокойся. Со мной все в порядке. Я уже давно сам о себе умею заботиться.
— Я не могу не волноваться. Кого любишь, о том и заботишься. Любишь родственника, любишь друга, истинного друга. Любишь… Мерфи, я хочу видеть тебя счастливым. По-настоящему счастливым.
Он еще крепче обнял ее и ощутил, как ее энергия вливается толчками в его тело. Никто еще не затрагивал этих струн его души.
Маккензи прижималась к нему все крепче, наслаждаясь его близостью. Она придумает, как доказать ему, что ее чувство глубокое и подлинное, что оно не изменится.
— Я сейчас, — Она сделала движение, собираясь встать. Мерфн схватил ее за руку и снова усадил на пол рядом с собой.
— Нечего тебе бродить тут.
— Не буду, — заверила Мак. — Я недалеко. Не успеешь сосчитать до шестидесяти, как я вернусь.
Мерфи смотрел ей вслед. Она выскользнула за дверь, и он поймал себя на том, что считает: один, два, три, четыре… Черт побери, у него нет на это времени! Он должен выработать стратегию. Должен продумать тактику.
Пятьдесят восемь, пятьдесят… Синдром стресса! Ха!
Она уже вернулась и стояла перед ним, словно двенадцатилетняя девочка, у которой есть своя очень важная тайна. Мерфи смотрел на нее с восхищением. Ее лицо и руки были покрыты грязью. Впрочем, руки она прятала за спиной.
Господи, как ей нравилось смотреть на него! Видя его израненным и избитым, Мак представляла себе, как он выглядел во время боя. Разницы почти никакой, решила она. Осторожно, чтобы не сломать хрупкие стебли, протянули вперед руки, в которых были зажаты букеты лиловых цветов. Маккензи медленно опустилась перед Мерфи на колени и положила цветы ему на нога.
Сердце его судорожно сжалось. За всю свою жизнь он еще не встречал человека, который мог бы вот так… протянуть руку… и сжать его сердце, стиснуть с такой силой. Но эта женщина, эта женщина-ребенок, смотревшая на него с такой любовью в теплых зеленых глазах, возвращала его к жизни. Сам того не сознавая, он освободил свое сердце от пут, развязал веревки, стягивающие его душу. Впрочем, не до конца. Какая-то частица его «я» всегда будет оставаться прежней, принадлежащей только ему. Ему — и только ему. Но большая часть души освобождалась. Он не знал, задушить эту женщину или расцеловать.
Мерфи поднес ее пальцы, каждый по очереди, к своим губам и прижался к ладони поцелуем. Потом поцеловал запястье — пульс ее бился с удвоенной частотой. Потом сгиб локтя. И каждый из его поцелуев извлекал из ее груди тихий стон.
Она упала в его объятия и впилась губами в его губы. Ей хотелось снова ощущать бешеный вихрь чувств, соединиться с ним, слиться душой. Его огрубевшие от работы руки сумели своими ласками воспламенить ее тело.
Мерфи расстегнул пуговки на ее рубашке и положил руку на ее грудь. Она сливалась с его телом. Словно была создана и послана на землю специально для того, чтобы доставлять ему наслаждение. И чтобы он отвечал ей тем же.
Она восторгалась им, восторгалась его силой. Высокий и сильный, он ласкал ее, возбужденный ее руками, ее губами. И поразительно: он мог сделать ее своей одним лишь взглядом, движением руки, силой объятий.
Рассыпав по полу цветы и прижавшись к нему всем телом, она чувствовала, что теперь ничто на свете ей не угрожает. Она в безопасности, под защитой, окружена заботой и любима. Она ни за что, никогда не откажется от того, что он ей дал. Вместе, только вместе, своей любовью, они смогут противостоять всему этому дурацкому миру.
Он покрывал поцелуями ее лицо, ее шею и обнаженные плечи. Она прошептала:
— Люби меня, Мерфи, люби меня.
Мак почувствовала, как внезапно напряглось его тело. Почувствовала раньше, чем услышала… Хруст. Хруст ветки. И снова тот же звук. Уже чуть громче. Кто-то приближался к ним. Приближался очень тихо. И подходил все ближе.
Мерфи прикрыл ей рот ладонью.
Он говорил тихо, почти шепотом, излагая свой план, продиктованный ситуацией. Снова проснулся инстинкт, решения принимались мгновенно.
— Это может быть один из них. Или все трое. Когда начнется заварушка, выбирайся отсюда. Иди в гору и сворачивай к югу. Иди вдоль дороги, но держись под деревьями. Доберись до коттеджа и позвони в полицию. — Маккензи начала возражать, но Мерфи склонился к ней и поцелуем заставил ее замолчать. — Поверь мне. Я сумею о себе позаботиться, но я должен знать, что ты далеко отсюда.
Одна? Мысль о том, что придется одной пройти по этим жутким местам, вселяла в нее ужас. Ей было страшно. Сейчас даже больше, чем прежде. Страшно за него. Но она не подаст виду.
И все же в голосе ее звучало отчаяние:
— Когда все это кончится, ты от меня не сбежишь? Мерфи воспользовался последним мгновением, чтобы еще раз полюбоваться ею. Он коснулся ее волос, потом провел ладонью по ее щеке.
— Когда все это кончится, я закажу тебе в ресторане огромный бифштекс, и мы будем танцевать при свете свечей до рассвета.
Сердце ее бешено колотилось. Мысли путались. Перед внутренним взором возникла картина. На ней платье из тонкого шелка, струящееся при каждом движении. Платье цвета сапфира, переливающееся всеми оттенками голубого и синего, — и она в этот момент плавно покачивается в его объятиях. В ушах ее бриллианты, волосы же подняты над макушкой в высокой прическе и скреплены заколкой, которую можно легко вытащить, чтобы позже он разрушил прическу и смотрел, как ее прекрасные волосы, рассыпаются по плечам. Он будет чистым, отдохнувшим, в темно-сером костюме. От него будет исходить пряный запах одеколона, и он поведет ее на танцевальный пятачок, бережно держа за кончики пальцев. Она закружится в кольце его рук, и они сольются друг с другом в мире, созданном специально для них; они будут танцевать в мире романтической музыки, озаренные огоньками свечей. Люди будут смотреть на них и вздыхать. Вместе они прекрасны.
Присев рядом с Мерфи, Мак смотрела, как он осторожно выглядывает из окна, оценивая ситуацию. Ее первой мыслью была тревога за него, но, увидев выражение его лица, она успокоилась. И все же ей не хотелось расставаться с ним. Она могла покинуть Мерфи только ради него самого. Она предпочла бы остаться, но ради него должна уйти.
В нем снова пробудился инстинкт выживания. Он почувствовал, как она прильнула к его спине, крепко прижимая к себе. Но он всецело сосредоточился на одинокой фигуре, приближавшейся к дому с оружием в руках. Ему необходимо обезвредить этого человека раньше, чем тот успеет предупредить других. Держа наготове стилет, Мерфи отмерил себе двадцать секунд до начала операции. Но даже сейчас он понимал, в каком состоянии находится Мак, понимал ее чувства.
Какими словами объяснить ей, как много она для него значит? Что он любит ее больше всего на свете. Наверное, ему не найти нужных слов.
Кровь бурлила в жилах. Она так много хотела сказать ему, объяснить. Но времени уже не осталось. Мак выпрямилась, расправила плечи.
— Мерфи. До встречи.
Он тотчас же обернулся, наклонился, сгреб с пола пригоршню цветов и протянул ей.
— До скорого, леди. — И прижался губами к ее губам. Потом легонько оттолкнул ее. В глазах его сверкала ярость. — А теперь иди. Пора.
Мерфи устремился к двери. Маккензй вырвалась черным ходом. И тут же услышала чей-то возглас, шум борьбы и сдавленные проклятия. Услышала хруст костей. Она набрала в грудь побольше воздуха и бросилась бежать. Бежала, словно спасая жизнь. Его жизнь. Их жизни.
Салли уже готов был повернуть обратно и с удовлетворением отрапортовать Гарри, что никого не
