возвращаются, бонна должна с ними играть и работу выполнять… Рабочий день с семи до девяти. Еда скудная, досыта не наешься, воздухом свежим подышать тоже не получается. Бонна по вечерам не имеет права из дому отлучиться без разрешения… У образованных девушек, которые занимаются воспитанием детей, жилищные условия получше. Их считают членами семьи. Зарплата 15—18 рублей в месяц». Второй по популярности была работа швеи. Швея зарабатывала 60 копеек в день. Рабочий день – с девяти до девяти, то есть короче, чем у няньки. К тому же вечером швея – свободна и по выходным сама себе хозяйка[137]. Это кому посчастливилось. Были такие, кому не посчастливилось.

Газеты того времени сокрушались, что в Петербурге тысячи эстонских публичных женщин[138] – явное преувеличение в духе революционной пропаганды. Но дыма без огня не бывает. Известно, что сюжет романа Л. Толстого «Воскресение» навеян рассказом адвоката Ф. Кони о судьбе проститутки с Сенной. «Розалия Онни… была чухонка-проститутка, судившаяся с присяжными за кражу у пьяного „гостя' ста рублей, спрятанных затем ее хозяйкой – вдовой майора, содержавшей дом терпимости самого низшего разбора в переулке возле Сенной, где сеанс животной любви оценивался чуть ли не в пятьдесят копеек…»[139]. С 1862 года боролись просвященные эстляндцы в Петербурге против проституции. Графиня Ламберт (урожденная Канкрина) открыла первый приют для таких женщин, которые пожелали бы встать на путь исправления. В приютах их обучали грамоте, Закону Божьему, швейному делу. Приют для эстонок-проституток существовал при Яновской церкви. Из-за него пастора Корнелия Лаланда в конце концов и выгнали земляки. Дали ему предписание выехать из приходского дома вместе с его «бабьем» в шестидневный срок. Не поняли его благородства. К 1900 году по инициативе нового пастора Яновской церкви Конрада Фрейфельдта построен образцовый приют на Васильевском острове («Александрийский приют – родовспомогательный дом для лютеранок», позднее роддом имени Видемана, В. О., Большой пр., 49—51).

Эстонская диаспора первоначально группировалась вокруг лютеранской церкви Св. Яана. Многие эстонцы в Петербурге были германизированы настолько, что с трудом понимали по-эстонски. Немецкий язык считался языком, достойным общения образованных людей. В романах классика эстонской литературы Эдуарда Вильде, действие которых происходит в эстонской среде Петербурга, герои нередко переходят на немецкий, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к состоятельному, образованному сословию. В 1880-х годах этническая революция в Эстляндии, вызванная реформами Александра III, докатилась обратными волнами до эстонской диаспоры в Петербурге. Стало модным говорить на родном языке.

В Петербург переехал активист эстонского движения в Эстляндии пастор Я. Хурт – бароны вытеснили. Он перенес на петербургскую почву идеалы эстонского национального возрождения, центральным элементом среди которых было полноценное среднее образование на родном языке. Он создал общество по сбору средств на эстонскую гимназию. К 1907 году общество превратилось в крупнейшее объединение эстонских мигрантов в Петербурге. Общество содержало несколько начальных школ в городе. По замыслу они предназначались для эстонских детей, сохранения эстонского языка среди детей мигрантов, распространения эстонской культуры. Фактически это были платные школы на русском языке, где эстонский язык преподавался дополнительно вместе с немецким. Стоимость обучения составляла для членов общества – 15 руб. в год за одного ребенка, 25 – за двух, 35 – за трех. Не состоявшие в обществе должны были платить за своих детей 20, 35 и 50 рублей соответственно. Количество учеников неуклонно росло. В 1914— 1915 году в школах общества обучалось 616 детей: 336 мальчиков и 280 девочек, из которых только 325 были эстонцы, 232 – русские. Видимо, хорошо поставлен был педагогический процесс. Центральной являлась школа № 1, по адресу Ушаковская ул., 12. Ныне Ушаковская вошла в состав улицы Зои Космодемьянской.

Господский дом мызы Загниц (эст. Сангасте). Фото автора.

Школу Эстонского общества разместили именно в этой части города с расчетом на детей рабочих и служащих Путиловского завода, на котором работало много выходцев из Эстляндии. Леонтина Роберт, преподавательница немецкого языка, вспоминала: «Школа действовала по адресу Ушаковская ул., 12, в здании, в котором ранее размещалась русская начальная школа. Здание представляло из себя старое деревянное двухэтажное строение средней величины, обитое темно-коричневой вагонкой… Здание находилось посреди обширного, заросшего зеленью двора, отделенного от улиц высоким забором. Вокруг дома царили относительная тишина и покой, не попадала сюда и уличная пыль. Дети могли здесь в свободное время бегать и играть. Специальных спортивных или игровых площадок не строили… На первом этаже здания было несколько комнат для приюта, маленькая частная квартира, комнаты для преподавателей и каморка дворника… Сама школа находилась на втором этаже, где имелось 4 классные комнаты, широкий коридор с гардеробом, туалеты, учительская и квартира директора… Учеников в классах было 25—35 человек, мальчиков и девочек почти поровну… Школа работала на русском языке на основании программы, утвержденной для всех российских школ, с небольшими отклонениями, например уроками эстонского и немецкого языка… Выпускники могли поступать в коммерческие училища, техникумы, учительские семинарии, девочки также в 4-й либо 5-й класс гимназии. Для мальчиков препятствием была в этом случае латынь…».[140]

Военно-медицинская академия со стороны Боткинской ул. На переднем плане памятник профессору С. П. Боткину. Июль 2010 г. Фото автора.

В общественной деятельности эстонцы Петербурга опирались на авторитетных деятелей диаспоры, которые имели общественный вес и финансовую независимость. В конце 1870-х годах эстонскую секцию общества Пальмс при церкви Св. Яана возглавлял издатель Карл Леопас. Он владел в столице типографией, которая специализировалась на выпуске нотных изданий. В начале XX века лидером общины стал известный врач-отоларинголог Петр Петрович Геллат. Он обосновался в Петербурге в начале века, потому что бароны вытеснили его из Эстляндии. Не хотели они лечиться у доктора, который эстонский язык не забывал. Отоларингология тогда – новая дисциплина, и Петр Геллат быстро пошел в гору: основал частную клинику, стал сверхординарным доцентом в Медико-хирургической академии, даже читал лекции по физиологии пения в Петербургской консерватории. Доктор Геллат стал фактическим организатором отоларингологии в России вообще и в Петербурге, в частности. По его инициативе в 1903 году в Петербурге основано общество врачей ЛОР, с 1905 года он стал председателем Петербургского общества отоларингологов. Петр Петрович прославился, в частности, собственным методом лечения синуситов, который он изобрел в 1911 году, – откачивал жидкость из носовых пазух с помощью шприца. По его инициативе и при активной организационной деятельности созывались два всероссийских конгресса отоларингологов – в 1906 и в 1910 годах. Он состоял членом Русского общества врачебных знаний, Русского хирургического общества имени Пирогова, Русского дерматологического и венерологического общества. Петр Геллат был активным политическим деятелем во время событий 1905 года и неизменным лидером и организатором общественной жизни эстонской диаспоры в Петербурге. По его инициативе и при финансовом участии Петербургского

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату