Тем прекраснее был полет этих смертоносных птиц, тем совершеннее грация их невероятного боевого танца, тем изящнее траектории начиненных напалмом ракет.
Их стало не хватать уже во времена Крымской кампании – слишком сложна оказалась технология для равнодушных людей, занятых на поточном производстве.
И вот, тем не менее, тем не менее…
Нам осталось только добить и частично повязать убегавших.
В принципе, работа не для солдат.
Для мясников.
Но мы не отказывались, все-таки эти парни пришли в сюда именно по наши души.
Когда вертушки сели, я спросил у Вожака, нельзя ли их позаимствовать, хотя бы на время ростовского перехода.
Он отрицательно покачал головой:
– Их хватит еще на один-два вылета. Это прошлое, Егор. Когда-нибудь мы снова научимся делать такие машины. Но не скоро.
– Почему?
Вожак закурил.
Или мне показалось, или ему было сейчас совсем тоскливо.
– Ты из лучших. У тебя еще старое образование. Последний полноценный выпуск универа, если я не ошибаюсь, да? Ты многое знаешь, многое повидал. И вот тебе простейший вопрос. Самый простейший. Ты сумеешь починить мотоцикл?
– Смотря какая поломка.
– Но в принципе-то сумеешь?
– Да.
– А сделать?
Я понял.
Мотоцикл, даже джип – еще туда-сюда.
Их еще, по-моему, кое-где пока выпускают.
Похуже, чем старые, само собой, но все-таки выпускают.
А напичканную компами вертушку?!
Н-да…
Скорее всего, и вправду не скоро…
…А жаль.
День мы потратили на то, что помогали восстанавливать Каэр.
Потом допросили пленных.
Народ оказался в большинстве своем дерьмовый, и пули на них решили не переводить.
Пятерых, бывших ветеранов, отпустили, троих выживших подручных «батьки» повесили, остальных продали окрестным, принявшим защиту Каэра фермерам, – на хуторах постоянно требовались дополнительные дешевые рабочие руки.
Как равнодушно сказал старший офицер Каэра, кто из проданных не умудрится сбежать, скорее всего, в ближайшие полгода сдохнет.
Хуторяне этот бомжатник особо не жаловали и спуску ему не давали: в их хозяйствах процветало самое настоящее рабство, на что Крылья, откровенно говоря, смотрели сквозь пальцы: главное, десятину платят исправно.
Дело Каэра – их защищать и ничего более.
А эти отбросы жалеть – себе дороже.
На следующее утро мы, пополнив запасы, выступили. Все-таки хорошо иметь союзников.
Даже таких.
Дневной переход прошел относительно спокойно.
Пара мелких стычек не в счет, с таким мы непрерывно сталкивались и на астраханском маршруте.
Сначала нас попыталась обстрелять какая-то шайка оборванцев (клоповник, где они засели, Чарли, ничтоже сумняшеся, разнес в щепки ПТУРом), потом какая-то мелкая байкерская банда решила выяснить отношения с Веточкиными разведчиками.
У банды были хорошие байки, и часть из них успела слинять до подхода основных сил.
Преследовать их я запретил – не было времени уклоняться от трассы, хотя ребят и трясло: одного из парней пришлось схоронить, второй получил пулю в бедро и теперь бредил в грузовичке с продовольствием.
А вот вечером нас прихватили уже по-настоящему.
Глава 10. Шахтеры
…Ночной бой – штука жестокая и, как правило, скоротечная.
Каждый – с каждым.
Как ни хороша подготовка команды, как ни надежны инфравизоры – если тебя прижимают ночью в незнакомой местности, значит, дело дрянь.
Готовь деревянный костюм.
Потому что абориген все равно здесь знает каждую лощинку.
А ты – нет.
Нас спасла только наша всегдашняя методичность.
Дозоры.
Оборудованные, несмотря на бешеную усталость после дневного перехода, огневые точки.
Закопанные по самую крышу джипаки.
Выбор места для лагеря не с точки зрения близости воды или красоты пейзажа, а так, чтобы если что, было удобней драться.
И так – каждый вечер уже много лет.
Поэтому мы до сих пор и живы, хотя из первого состава отряда и осталось-то всего четыре человека.
Ну, и еще с пяток ставших инвалидами – отряд своих не бросает.
Навещаем, подкармливаем.
По крайней мере, с бабками у них проблем нет.
А вот остальные – Царствие им Небесное…
…Вот и сейчас, – караульный, уютно пристроившийся на небольшой высотке, приметил нападавших, когда они только группировались перед атакой.
В наушниках безжалостно запищало, и отряд, побросав законный ужин, успел рассосаться по норам до того момента, как гости молча, без всяких тебе «ура» и «твою мать» кинулись в сторону лагеря.
Первую волну мы отбили сравнительно легко: жертва превратилась в охотника, они этого не ожидали.
А вот потом выяснилось, что ребята умеют драться с несвойственной диковатым и, чего уж там, очень редко нормально обученным аборигенам сноровкой.
Коренное население, оно ведь как: навалились, сломали – хорошо, получили по зубам – надо драпать.
Эти же, получив по зубам, мигом рассредоточились и открыли такой плотный огонь, что ни головы, ни жопы из-под камешка не оторвешь.
И, как и чуяло мое сердце, начали фланговый охват.
Я бы, по крайней мере, именно так сейчас делал, а школа у нас с этими ребятами, похоже, одна…
…Ну, нас тоже не в капусте нашли.
Я поискал глазами Гурама, не нашел и, воспользовавшись минутной передышкой, тихо матюкнулся в дужку переговорника:
– Абхаз, твою мать, ты что там, дрочишь, что ли?
В наушнике хмыкнули, потом раздался голос Гурама:
– Драчу, камандыр.
Вот ведь зараза, когда хочет, говорит абсолютно без акцента.