– ?!
– Что фыркаешь-то?
– Да тебе на вид – лет тридцать!
– Мы, кто в шахте родился, долго живем. Воздух сухой, чистый. Температура опять же постоянная…
– Так вы еще в спокойные времена под землю ушли?!
– В спокойные, – прикуривает забитую моим абхазским табачком короткую «шахтерскую» трубочку. – Скажешь тоже, в «спокойные». Это у вас в Москве они были спокойные. А у нас – забастовка на забастовке. Зарплат нет, того нет, сего нет. Потом шахты закрывать стали. Ну, тут мужики и ушли вниз. Бастовать, значит. Чтобы шахты не закрывали. Кормиться, опять же, надо. Мастерские открыли – у предков руки-то золотые были…
…Ничего себе!
Так этой «подземной цивилизации» уже сколько лет будет?!
Больше шестидесяти?
Неудивительно, что они наверх только в очках вылезают…
– И что ты от меня хочешь?
– Ну, это, – мнется. – Скажешь завтра на стачкоме, что согласен нас к отцу взять. Послами. А там уж – как Князь скажет, так и будет…
Н-да.
Ежели я папашу правильно помню, он всегда был человеком ой каким разумным…
Ну, по крайней мере, не дураком.
А от таких союзников не отказываются.
Да и просят-то они немного.
Точнее, много они просят, конечно.
Но вот только сам «предмет прошения», кроме них самих, и на хер, похоже, никому в этом мире не нужен.
И моему папаше, насколько я понимаю, – тем более.
Так что – пустит, можно даже и не сомневаться.
Если он сам, разумеется, в пещере не живет.
Но это вряд ли…
– Хорошо. Согласен.
Никита вздохнул с облегчением.
– Ну, так давай тогда выпьем, что ли. Повод хороший. А у меня там, – кивнул в сторону стоящей у двери сумки-«тормозка», – еще, пожалуй, пара фляжек найдется…
…Как ни странно, голова с утра не болела.
Правда, не могу с уверенностью сказать, что было именно утро. Стрелки на цифре двенадцать на моих наручных часах могли означать и полдень, и полночь.
Как они здесь живут?
Пришел Матвей и пригласил нас с Машей побродить немного по шахтам, осмотреться.
Мы согласились.
…Что было особенно удивительно для «наземных», тем более городских жителей, – тут, под землей, все работали.
Праздных не было.
Вообще.
Не было скучающего молодняка с изможденными лицами жертв Золотого треугольника.
Не было хихикающих вслед незнакомцам девиц.
Не было даже коротающих свои последние годы стариков.
Кто-то наводил порядок, влажными тряпками собирая с галерей рудничную пыль (Матвей объяснил, что это абсолютно необходимо, иначе пыль въестся в легкие, а это верная смерть для всех подземников), кто-то корпел в мастерских, что-то вытачивая.
Кто-то сидел над чертежами.
Женщины все поголовно что-то шили.
Был даже свой плавильный заводик и небольшая, работающая на добываемом здесь же угле электростанция.
Все это слегка напоминало муравейник.
Огромный подземный муравейник.
Но мы с Машей здесь были абсолютно чужими.
Во всей этой механике чувствовалось что-то уже явно не вполне человеческое.
А ведь живут.
И неплохо живут, надо отдать им должное.
…Зал стачкома являл собой нечто совершенно сюрреалистическое.
Гигантское помещение, залитое нервным светом закрепленных в стенах факелов (галереи, ведущие к залу, освещались вполне цивилизованным электричеством).
Колеблющиеся в переливающихся оттенках первобытного пламени алые полотнища, должные символизировать то ли подземный огонь, то ли стяги давно забытой Империи.
Три крытых такой же кумачовой материей длинных стола, расставленных буквой «П» с трибуной посредине.
И три золотых трона с высокими узорными спинками, стоящих напротив них на возвышении.
Перед возвышением в ряд стояли семь таких же узорных металлических кресел.
Судя по всему, из серебра и не таких массивных, как золотые.
Нас с Керном привели первыми и усадили во главе стола слуги, как я потом догадался – рабы из числа пленных.
Они же драили подземные галереи влажными тряпками.
В самом деле – зачем самим-то напрягаться?
И другие дела найдутся.
В стачкомах, например, заседать.
Если уж не полезнее, так наверняка приятнее.
Потом в зал молча зашли шахтеры: все как один в черных робах и металлических шлемах-касках с электрическими фонариками.
Без касок были только мы и еще трое довольно необычных персонажей в робах ослепительно-белого цвета. Вместо шлемов их головы охватывали стальные обручи с вплавленными гигантскими рубинами.
В руках они держали тяжелые резные деревянные посохи с массивным металлическим навершием.
Таким, если что, и убить можно, прикидываю.
Запросто…
Когда они вошли, а вошли они последними, чуть позже остальных, – зал встал.
Мы тоже.
В чужой монастырь со своим уставом…
Трое прошествовали на возвышение и важно уселись в свои кресла-троны.
Вот так-то.
А говорили – демократия.
На трибуну не спеша поднялся Никита:
– Уважаемый товарищ председатель, уважаемые сопредседатели…
Я протер глаза.
Такой травы, думаю, я еще не курил…
Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?
Протер еще раз.
Шахтеры вместе с их долбаным стачкомом никуда не делись.
Может, ущипнуть себя за задницу?
Побольней.
