С такими подраться – одно удовольствие, к тому же они и так довольно регулярно получали по заднице, – то от родственных ростовским донецких шахтеров, наших естественных союзников, то от тех же наркобаронов, которых «незалежники» время от времени пытались грабить.
Как говорят, по идеологическим соображениям.
В Крыму…
В Крыму, я уже говорил, у меня были не только враги, но и друзья.
Но я не хотел в Крым.
Это было иррационально, но я не мог вновь оказаться на этой земле.
Не мог, и все.
Слишком много…
Не хочу даже обсуждать.
Следовательно, идти нужно было на Сальск и там уже договариваться с местным казачеством о дороге на Вольную республику.
А дальше – как Бог на душу положит.
С казаками у шахтеров, да и у Крыльев были общие враги. Значит, договориться можно.
Как там папаша в свое время говорить любил: «Против кого дружить будем?».
Есть против кого.
А значит – прорвемся…
…На восьмой день я наконец почувствовал, что окончательно пришел в себя.
Провел два пробных спарринга: с Веточкой и Бобом Костенко, и оба мне удалось свести вничью.
Поскольку рукопашная никогда не была моей сильной стороной, я понял, что созрел к движению, и отдал распоряжение постепенно начинать готовить технику.
Вот только распоряжение это было излишним.
Обо всем, оказывается, уже позаботились шахтеры.
Их механики продемонстрировали какие-то прямо-таки нереальные чудеса изобретательности, и наши машины стали как новенькие.
Даже лучше.
По крайней мере, выдвижные бронеколпаки на джипах вращались вкруговую, наподобие миниатюрных танковых башен, а курсовые пулеметы расширили сектор обстрела почти до сорока пяти градусов.
К комплекту легкого вооружения добавились полюбившиеся Веточкиным разведчикам «подземные» арбалеты, причем на те, что предназначались Иветте, мне и Вожаку, оружейники умудрились даже приклепать неплохую оптику.
Мы, разумеется, сразу же кинулись опробовать новинку.
Дальность и сила боя самострелов оказалась поразительной: четыреста метров, причем короткие и тяжелые стрелы-болты ложились кучно даже без поправки на ветер.
Веточка тут же пригрозил выкинуть к чертям собачьим СВД и стал приставать к мастерам с просьбой изготовить одноручный арбалет для ближнего боя.
Те чесали бороды и отвечали, что в принципе, конечно, можно, только времени не хватит, а потом один не выдержал и подарил бывшему сержанту собственной конструкции «локтевик» – компактный и легкий самострел, который следовало крепить ремешками к предплечью.
При спущенном предохранителе он бил сквозь рукав, реагируя на резкий поворот ладони.
Веточка был в экстазе.
Если бы оружейник был его ориентации, то судя по всему, на нем женился бы.
Честно-честно…
…Наконец пришло время выступать.
Самая большая сложность была в том, что нам предстояло дважды форсировать реку.
И если мост через Донец был на шахтерской территории и они за него ручались, то где мы сможем переправиться через Дон, оставалось загадкой.
Южнее Калитвы лежали Дикие земли, которые не контролировал никто: ни шахтеры, ни криминал, ни казачество.
Там отсутствовали даже Каэры Крыльев.
Но люди там жили.
И явно не были ни ангелами, ни альтруистами.
Как сказал Матвей, на Дикие земли опасались заезжать даже особо отмороженные банды байкеров, – то есть те, кто не должен был бояться ничего просто по определению.
Конечно, нельзя сказать, что шахтеры не пытались отправлять туда послов и просто разведчиков.
Для того чтобы жить, шахтам надо было торговать.
Или грабить.
…Вот только возвращались с Диких земель немногие.
А те, кто возвращались, наотрез отказывались идти туда снова. И вовсе не потому, что шахтерские лазутчики были людьми слабыми или чересчур боязливыми.
Нет.
Просто, по их словам, там было не с кем договариваться.
В Диких землях царил полнейший беспредел.
Каждый воевал с каждым.
Грабили, убивали, насиловали, но не с какой-либо определенной целью, а просто потому, что это был образ жизни.
Все, что осталось от прежнего, относительно цивилизованного мира, старательно разрушалось.
Дома, дороги…
Процветали какие-то странные религиозные культы, требующие обязательных человеческих жертвоприношений.
Пленные, приведенные из Диких земель, перегрызали горло надсмотрщикам.
Если не удавалось – перегрызали вены себе.
Или изыскивали еще какой-либо, как правило, довольно экзотический способ последнего успокоения.
Через этот ад нам следовало пройти не менее ста пятидесяти километров.
Потом – форсировать Дон и убедить разрозненные, но достаточно сильные для того, чтобы поддерживать видимость порядка, казачьи общины, что мы не собираемся устраивать резню.
И упросить их проводить нас до Тихорецка, провозглашенного не так давно столицей Вольной казачьей республики.
Н-да-а, папаша…
Ты у меня за это ответишь…
…Сразу за мостом через Северный Донец нас приветствовала длинная, примерно с километр, виселица, на которой не в такт раскачивались разной степени свежести покойники.
У внушительного бетонного блокпоста неторопливо покуривал трубку бородатый жизнерадостный шахтер в темных очках-консервах.
Мы с Никитой спрыгнули с Чарлиного грузовичка и не спеша направились в его сторону.
Разглядев Никиту, караульный аккуратно положил дымящуюся трубку на бетонный надолб и вытянулся по стойке смирно.
Начальство все-таки.
– Ну, как тут у вас?
Караульный пожал плечами:
– Курить можно?
Я б ему, разумеется, всыпал, но Никита только улыбнулся:
– Кури. Что уж с тобой поделаешь…
– Значит так, – шахтер запыхтел трубкой, и в воздухе разлился резкий аромат самосада.
Хреново у них с табачком, однако.
Я еще в шахте заметил.
– Два дня назад они хотели на плотах перебраться. Хуторяне заметили, доложили. Ну, мы их слишком