сидела под огромным зонтом на переносном стульчике и не могла понять смысла разговоров своей матери и еще нескольких женщин. Скрестив ноги, Мишель взглянула на мать и расстроенно покачала головой. Ей было страшно скучно. Как будто она с другой планеты, из другого мира, слеплена из другого теста… Чужая всем…
— Вы слышали, что Эмили Пуно собирается разводиться с мужем? А он, наглец, претендует на половину имущества! — говорила София без остановки, порой сглатывая слова.
Остальные три дамы в шляпках с широкими полями завороженно ее слушали, как будто она открывала для них законы вселенной.
Потом они принялись перемывать косточки неверному супругу-иждивенцу, и Мишель почувствовала, что готова застрелиться.
Взглянув на поле, она увидела отца, который в этот момент менялся со своим кэдди клюшками.
Отец… Строгий, холодный, немногословный… Казалось, он был совершенно не способен дарить тепло и заботу. Конечно, Эмос заботился о семье, обеспечивал ее материально. Но разве этого достаточно?
Мишель хотелось вспомнить, что в детстве она любила проводить свободное время в кабинете отца, наблюдая за его работой, слушать его сказки на ночь, играть с ним во дворе, гулять в парке и вместе есть мороженое. Она хотела вспомнить заботливого отца, дарящего любовь и ласку, но у нее это не получилось. А все потому, что ничего подобного не было. Эмос Ланози не уделял внимания детям. Похоже, он считал, что этим должны заниматься мать и няня Нора.
Мишель вспомнила тот вечер, когда в первый раз после выписки из больницы увидела своего отца, и то состояние дискомфорта, когда она почувствовала на себе холодный и суровый взгляд Эмоса. Не только взгляд, но и все его движения заставляли ее сердце замирать. Понятно, почему София тряслась перед ним как осиновый лист. Она явно боялась сделать что-то не так и впасть в немилость.
Мишель посмотрела на болтающую без умолку мать, потом перевела взгляд на длинные ноги этой совершенно чужой женщины, ее прекрасную фигуру и решила, что, скорее всего, София до брака была моделью.
Видимо, размышляла Мишель, встретив Эмоса, ее мать поняла, что работать не обязательно, просто нужно уметь угождать. Вот и все. Потом, родив дочку, она перевалила все материнские обязанности на няню Нору и занялась собой…
— А вы видели платье из серого атласа и шифона в последней коллекции Пако Раббана?
Мишель закатила глаза и взглянула на брата, который замахивался клюшкой. Ударив по мячу, он с довольной улыбкой посмотрел, прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, как белая точка парит в воздухе на фоне голубого неба.
Потом Даниель взглянул на сестру и рассмеялся, когда та показала жестами, что сейчас повесится от скуки.
Но уже через десять минут участники игры и зрители разместились по гольф-машинам и начали двигаться ближе к лунке. Мишель слегка приободрилась — хоть какое-то разнообразие.
— Я сяду за руль! — Она запрыгнула на сиденье водителя и, не обращая внимания на мать, которая села рядом и не сводила глаз с дочери, принялась разбираться в управлении. — Черт, я не знаю, как эта штука работает! — Мишель подергала за рычажки.
— Может, я поведу? — спросила мать, показывая всем своим видом, что Мишель отнимает у нее драгоценное время.
— Мама! Черт подери! — Девушка снова подергала за рычажки.
— Не ругайся! Лучше уступи мне место, — процедила София, махая рукой уезжающим собеседницам. — Мы скоро будем! — крикнула она им вдогонку.
— Я не умею водить машину! — Мишель испуганно посмотрела на мать. — Если бы умела, то, наверное, вспомнила бы…
София молча пожала плечами.
— Мама… — Мишель схватила ее за плечи. — Ты говорила, что я попала в аварию… Так кто был за рулем?
8
Мишель смотрит в окошко машины на ночной Марсель. Тихо играет радио. Она чувствует себя счастливой. Прислонившись к холодному стеклу, Мишель ощущает, что ее пальцы сжимает крепкая мужская рука. Она улыбается, но не поворачивается к водителю и продолжает смотреть на ночной Марсель…
— Со мной кто-то был… Мужчина… да… — Мишель схватилась за голову. — Дорогая… — София хотела обнять дочь, но девушка оттолкнула ее руки.
— Я что-то вспоминаю…
Мишель напряглась. Она хотела заставить собственный образ, внезапно возникший в памяти, повернуться к водителю и посмотреть на него. Узнать кто он… Но тщетно.
— Мама, с кем я была в день аварии?
— Ты ехала на такси! — быстро ответила София, но Мишель не поверила ей.
— Что случилось с водителем? Мы были с ним знакомы? — настаивала на ответе Мишель.
— Вряд ли. Водитель был нетрезв и поэтому вывернул на закрытую на ремонт дорогу… Просто ужас! — София всплеснула руками.
— Что с ним сейчас?
— Отец потребовал для него наказания…
— ЧТО С НИМ СЕЙЧАС?! — Мишель перешла на крик, потому как поняла, что на мать действует только повышенные тона.
— Где-то в Нормандии на исправительных работах… — пролепетала София.
Мишель опустила глаза. Может, она вспомнила совершенно другую поездку на автомобиле. Может, держал ее руку Николас? Не мог же таксист держать ее за руку?
Нет! — подумала Мишель. Все бред. Нужно просто успокоиться… Она сделала пару глубоких вздохов и потерла ладонями лицо.
— Садись за руль, — сказала она матери и вылезла из гольф-машины.
— А ты куда? — выкрикнула София, наблюдая, как дочь направляется пешком в сторону лунки.
— Хочу прогуляться! — ответила Мишель, не поворачиваясь. — Может, еще что-нибудь вспомню.
— Не дай бог… — шепнула себе под нос София и завела машину.
Когда начало смеркаться, Мишель, не предупреждая мать, вышла из своего номера и направилась к пляжу. Солнце уже заходило и, казалось, тонуло в голубой ребристой поверхности моря. Мишель сняла туфли и прошлась по уже остывшему песку. Больше всего на свете она хотела сейчас вернуть память. Узнать ответы на все вопросы, которые она тщетно задавала самой себе и окружающим. Но память решила поиграть с Мишель в «рождественскую коробку конфет», по правилам которой можно открывать только то окошко, на котором написана сегодняшняя дата. Так, съедая по одной конфете в день в течение месяца до Рождества, оставляешь закрытым только большое окошко в середине конфетной коробки. А потом открываешь его с приходом праздника и обнаруживаешь сюрприз.
Но сюрпризы бывают не только приятные. Мишель боялась этого сюрприза. Почему-то сердце подсказывало ей, что если просто ждать, то ответ может прийти слишком поздно. Когда случится что-то непоправимое. И она боялась опоздать. Но память не сдавалась, она строго разрешала Мишель открыть только одно окошечко в день, ни больше ни меньше. Только одно… любое наугад.
Мишель остановилась у воды и коснулась носком туфли прохладной темной глади.
— Пробуешь воду? — услышала она и вскрикнула от неожиданности. — Прости, что напугал! — Николас рассмеялся.
Мишель виновато улыбнулась и отвела от него взгляд.
— Тебе становится лучше?
— Да, — ответила Мишель. — Думаю, что до свадьбы заживет! — пошутила она.
