— Варан, — сказал судья, — Варан, Варан, Варан, Варан. Нормальная фамилия, скажешь побольше раз и привыкаешь. Не понимаю, ну как это можно засорять расписание суда такой вот пустячной, мелкой, малозначительной тривиалыциной. К тому же в последнее время люди только и делают, что меняют свои фамилии. Изменение фамилии противоречит коренным интересам телефонной компании, электрической компании и правительства Соединенных Штатов. В иске отказано.
Варан залилась слезами.
Варан вывели из зала суда. С хризантемой из мятого «клинекса» под носом.
— Трепетная леди, — сказал кто-то. — А вы кто, школьная учительница?
Ну конечно же, идиот ты несчастный, конечно учительница. Ты что, не видишь, что несчастная женщина в полном расстройстве? Неужели ты не можешь оставить ее в покое?
— Вы же небось гомосексуальная лесбиянка, верно? Потому-то вы и не были ни разу замужем, верно?
Господи, ну да, да, конечно же она — гомосексуальная лесбиянка, пользуясь твоим оригинальным выражением. И не мог бы заткнуть свою пасть?
Ребекка пошла к проклятому дерматологу (новому проклятому дерматологу), но он сказал ровно то же самое, что и все прежние.
— Зеленоватый оттенок, — сказал он, — Легкая зеленоватость, некая генетическая аномалия. К моему крайнему сожалению, я бессилен помочь вам, миссис Варан.
— Мисс Варан.
— Я бессилен помочь вам, мисс Варан.
— Спасибо, доктор. Вы позволите мне дать вам что - нибудь за причиненное мною беспокойство?
— Пятьдесят долларов.
Дома Ребекку ожидало извещение о повышении квартплаты, начиная с позапрошлого месяца; бумажка хищно затаилась в почтовом ящике, как ученик, изготовившийся к удару.
У нее мелькнула мысль, не засунуть ли голову в духовку. Но духовка была электрической.
Ребеккина любовница Хильда вернулась домой затемно.
— Ну и как оно? — спросила Хильда, имея в виду весь прошедший день.
— Хреново.
— Хм-м-м, — сказала Хильда, неторопливо смешивая две — для себя и для Ребекки — порции косорыловки с содовой.
Хильда очень красивая. Ребекка тоже. Они любят друг друга — дело, как все мы знаем, тонкое и весьма небезопасное. У Хильды длинные льняные волосы и чуть-чуть побольше красоты, чем у подруги, хотя тут мнения могут разниться. Безупречная, очень женственная фигура Ребекки является предметом всеобщего восхищения.
— Поздно ты сегодня, — сказала Ребекка, — Где ты была?
— Да выпила немного со Стефани.
— А с чего это ты вдруг придумала пить со Стефани?
— Она забежала ко мне в контору и сказала, давай выпьем.
— И куда вы пошли?
— «Беркли».
— Ну и как там у нее, у Стефани?
— Нормально.
— А чего это тебе так обязательно потребовалось пить со Стефани?
— Захотелось выпить, вот и все.
— У Стефани нет ни чуть-чуть зеленоватости, поэтому, да? Прелестная, розовенькая Стефани.
Хильда поднялась и поставила на проигрыватель прекрасную Си-энд-Даблъю[57] пластинку. «Прощание с Риманом» Дэвида Роджера, фирма «Атлантик», SD 7283. Роджер поет там такие мощные вещи, как «Голубая луна Кентукки», «Большая пятнистая птица», «Я двигаю дальше» и «Не слушая тебя». На этой пластинке вместе с ним записались уйма лучших нэшвиллских исполнителей.
— Розовый цвет совсем не главное, — сказала Хильда. — А Стефани, она все-таки малость занудная. Да ты и сама знаешь.
— Занудная не занудная, а ведь ты не отказалась с ней выпить.
— Да не интересуюсь я этой Стефани.
— Когда я выходила из зала суда, — сказала Ребекка, — какой-то мужик расстегнул мне молнию.
«Освободи меня, дай мне уйти», — пел Дэвид Роджер.
— А в чем ты была?
— В том же, что и сейчас.
— Ублюдок, — сказала Хильда, — но во вкусе ему не откажешь.
Она подошла к сидевшей на диванчике Ребекке, обняла ее и сказала:
— Я люблю тебя.
— Да иди ты на хрен, — устало сказала Ребекка, отталкивая Хильду, — Иди, милуйся со своей Стефани Сассер.
— Да не интересуюсь я никакой Стефани Сассер, — повторила Хильда.
Сплошь и рядом случается, что человек «отталкивает» именно то, во что ему больше всего хочется вцепиться обеими руками. Этот распространенный, хоть и весьма огорчительный психологический механизм бывает обычно связан (по моему мнению) с тем обстоятельством, что предлагаемое предлагается не совсем безукоризненно, иначе говоря, в нем присутствует некий крошечный ущерб, темное пятнышко. Но это — далеко не худшее, что бывает.
— Ребекка, — сказала Хильда, — а ведь мне и правда не нравится твоя зеленоватость.
Семейство Варанов (Varanidae) относится к подотряду ящериц, наряду с семействами гекконов, игуан, хамелеонов и веретениц. Согласно «Ларуссовой энциклопедии животной жизни» полный состав этого подотряда — двадцать существующих семейств плюс четыре вымерших, известных только по окаменелым останкам. Около двух с половиной тысяч видов, адаптировавшихся к самым разнообразным условиям жизни, ящерицы умеют ходить, бегать, ползать, зарываться в песок, лазать по скалам и деревьям, даже летать. Многие из них имеют весьма любопытные названия — гребнепалые гекконы, кровососы, ядозубы, василиски, летучие драконы, гологлазы.
— Раньше я этого вроде как не замечала, потому что я люблю тебя, но в общем-то твоя зеленоватость мне и вправду не очень нравится, — сказала Хильда. — Она немного…
— Так я и знала, — сказала Ребекка.
Ребекка ушла в спальню. Цветной телевизор оказался включенным, неизвестно зачем. В тусклом, зеленоватом сиянии развертывалось действие фильма «Зеленый ад».
В спальню вошла Хильда.
— Ужин готов.
— А что там?
— Свинина с красной капустой.
— Я пьяная, — сказала Ребекка.
Слишком уж часто наши граждане оказываются пьяными как раз в те моменты, когда им лучше бы быть трезвыми, к примеру перед ужином. Опьянение заставляет человека забыть, куда он положил свои часы, ключи или бумажник, а также резко понижает его чувствительность к желаниям, нуждам и физическому благополучию окружающих. Причины чрезмерного употребления алкоголя понятны значительно меньше, чем результаты оного. Психиатры склоняются к мнению, что алкоголизм представляет проблему серьезную, однако разрешимую в некоторых случаях: общество анонимных алкоголиков не только популярно, но и действительно оказывает своим членам вполне реальную помощь, как говорят. А в целом
