поручение, а что ему было делать? Я думал:
Я имею городок
Очень маленький
Жутко миленький
Не могу оказать людям помощи
Зато могу причинять им боль
Стрелять ихних собак
Поганить им жизнь
Проявлять воображение
Сажать деревья
Лучше оставить их в покое?
Кто это решает?
Жена Сэма оказалась женой Сэма Желать ее нехорошо.
Так что я съел Полковник-Сандерсовского Кентуккского Жареного Цыпленка, экстра-хрусткого, и продал Галвестон, штат Техас, одной из финансовых групп. В итоге я крупно подзалетел, но зато усвоил важный урок: не бери на себя роль Бога. Есть много людей, знавших это давным-давно, но я же никогда не сомневался, что есть много людей, которые и умнее меня, и соображают быстрее, а к тому же — имеют в союзниках Божественную благодать и статистическую вероятность. Не знаю, может, я испортил все избытком воображения, хотя и старался изо всех сил, чтобы такого не случилось. Я почти ничего не сделал, я проявлял предельную сдержанность. Бог делает куда худшие вещи, ежедневно, в любой самой маленькой семье, чем сделал я в масштабах целого города. У него гораздо больше воображения. К примеру, я все еще желаю жену Сэма Хона. Это чистая пытка. Все еще желаю жену Сэма Хона и боюсь, что это навсегда. Это вроде как если у тебя вырывают зуб. Целый год подряд. Один и тот же. Такой вот образчик Его воображения. Мощь и сила.
Ну, и что же дальше? А дальше я взял вторую половину своего состояния, переехал в Галена-парк, штат Техас, и зажил там припеваючи, тихо и незаметно, и когда мне предложили баллотироваться в попечительский совет местной школы, я сказал: спасибо, но у меня нет детей.
СЕРЖАНТ
Дневальный взглянул на бумагу и сказал: «Да нет, тут все в порядке. Неси ее в комнату 400». Я сказал: «Да ты послушай».
Дневальный взглянул на меня: «Я сказал, комната 400». Я сказал что-то про адвоката.
Дневальный поднялся на ноги. «Ты знаешь, что это такое?»- спросил он, указывая на торчавшего в холле Эм-Пи.
Я сказал: «Да», я еще не забыл. — О'кей. Комната 400. Возьми это с собой.
Он отдал мне бумагу.
Я подумал: «Да должны же они разобраться, раньше или позже». И: «Врач обязательно им скажет».
Врач сказал: «Ну, привет, юный воин».
* * *
Другой сержант вскинул на меня глаза.
— Чего-то быстро ты дослужился до сержанта.
— Я всегда был сержантом, — сказал я, — В тот, прошлый, раз я тоже был сержантом.
— Меня произвели раньше, — сказал он, — так что я для тебя старший по званию.
Я сказал: «Нет, если учесть, что первоначально меня произвели где-то в пятьдесят третьем».
— Пятьдесят третий? — удивился он, — Это какая ж была война?
Я сказал, что с корейцами.
— Слышал я про такую, — сказал он, — слышал. Но у тебя большой перерыв.
Я сказал, что да, большой.
— А тут у нас, — сказал он, — сплошные ново-мать их - бранцы. Они не шибко-то любят армию.
— Я-то думал, что все они добровольцы, — сказал я.
— Их загнала в добровольцы экономическая свистопляска, — сказал он, — Ребята прослышали, что орел какает раз в месяц, как по часам[60].
Я промолчал. Его фамилия была Томголд.
— Они начнут закатывать учебные гранаты под твою койку, как только мы научим их выдергивать чеку, — сказал он.
Я сказал, что ничего такого со мной не будет, потому что я и вообще здесь случайно, что все это ошибка, что я свое давно отслужил, что скорее всего документы на мое увольнение поступят со дня на день.
— Да и то сказать, — сказал он, — видок у тебя не то чтобы слишком юный. Ты как, трахаться-то еще можешь?
* * *
Я вошел в казарму и включил свет.
— Вольно, ребята, не вскакивайте, — сказал я.
Множественное число оказалось излишним, в казарме был всего один человек. Он скинул ноги с койки и сел, щурясь на лампочку.
— О'кей, солдат, подъем.
— А сколько времени, сардж?
— Уже пять сорок пять, солдат; одевайся и следуй за мной. Где все остальные?
— Вероятно, не вернулись еще из города, сардж.
— У них что, круглосуточные пропуска?
— Пропуска, это обязательно, как же без этого, сардж. Уйма пропусков. Гляди, у меня ведь тоже есть пропуск.
Он показал мне какую-то бумажку.
— А что, сардж, хочешь, я и тебе выпишу пропуск?
Я сказал, что я вообще здесь случайно, что я давно
свое отслужил, что все это ошибка.
— Так ты что, сержант, хочешь, чтобы я сварганил тебе документы на увольнение? За такое дело придется платить.
Я сказал, если командир части узнает про такие делишки, тебя засадят в тюрьму.
— А хочешь, сержант, я устрою тебе какой-нибудь приказ? Как ты насчет непыльной командировки на Гавайи?
Я сказал, что не хочу ни во что такое ввязываться.
— Если уж ты ввязался в это, — сказал он, — надо ввязываться и в то. Ты не мог бы потушить свет, когда будешь выходить?
* * *
Старшим инспектором оказался полковник ВВС со значком парашютиста и генеральской портупеей. Он сказал: «Понимаете, сержант, я знаю только то, что вот здесь, на этой бумаге».
— Да, сэр, — сказал я, — но не могли бы вы запросить центральный архив?
— Они пришлют мне точно такую же бумагу, как эта.
Я сказал, что во время Корейской войны прослужил
за океаном шестнадцать месяцев, а затем был направлен в Форт Льюис, штат Вашингтон, где служил под началом капитана Ллуэллина.
