миг готова подняться, стряхнуть с себя назойливые побеги и, будто пригоршню спичек, раскидать по сторонам могучие деревья.
А пятьюстами метрами выше от троса дугой отходил верхний конец оборванной жилы. Торец был неровный, и обнаженные разрывом внутренности отсвечивали красным, сине-зеленым и медно-бурым. Виднелось на обрубке и что-то серое, вроде хлебной плесени, а со дна стекал водопад. На земле под водопадом разрастался отделенный от остального леса оазис буйной растительности. Водопад был невероятно мощный и шумный, но, вытекая из жилы столь гигантской, казался жалкой струйкой из игольного прокола в нефтепроводе.
Приблизившись к оборванной жиле, путники выяснили, что составляют ее шестигранные волокна лишь несколько миллиметров в поперечнике, а под самой поверхностью виднеются золотистые прожилки. Жила давала смутные, искаженные отражения — словно вместо зеркала земляне решили воспользоваться глазом гигантского насекомого.
Проследовав вдоль жилы вниз по склону холма и углубившись в джунгли, путники добрели до ее торца. Тот оказался полым, но так зарос лозой и кустарниками, что пробраться туда было просто немыслимо.
— Растениям явно по вкусу то, что там внутри, — заметила Габи.
Сирокко промолчала. Столь далеко зашедшее разложение несколько угнетало. В открытый торец жилы запросто мог влететь «Укротитель». А по масштабам Геи это была мелочь — всего-навсего одна из 200 жил только этого троса. И все же обрыв этой, столь стремительно пришедшей к распаду жилы шороху в свое время навел немалого. Звон тогда, наверное, по всей Гее пошел.
И никто с этим ничего не поделал.
Сирокко молчала. Тяжело было смотреть на остатки былого величия и чувствовать, что всем этим по-прежнему кто-то управляет.
ГЛАВА XII
Через двое суток после пристального осмотра основания троса команда «Титаника» вдруг выяснила, что тропический лес остался позади. Земля и раньше была холмистой лишь в окрестностях троса; теперь же она и вовсе стала гладкой как бильярдная доска. Офион просматривался теперь в обе стороны на многие километры. Береговая линия как таковая исчезла. Единственным, что хоть как-то отмечало границу реки с болотами, оставались укорененные на дне полоски высокой травы, а местами — глинистый берег не более метра вышиной. Всюду теперь простиралось водное полотно. Глубина редко составляла больше десяти сантиметров — не считая разве что запутанных лабиринтов каналов и рукавов, бухт и заводей. Там, на солидной глубине, сами расчищая свои жилища, кишели громадные угри и одноглазые ильные рыбины размером с бегемота.
Местные деревья, росшие отдельными, но плотными кучками, составляли три разновидности. Сирокко больше всего понравились те, что напоминали стеклянные скульптуры, — с прямыми прозрачными стволами и идеально симметрично, как в кристалле, расположенными на них ветвями. Мелкие ветки казались вполне пригодными для использования в волоконной оптике. Некоторые слабые ветки ломались от порывов ветра. Подобрав их и обернув концы парашютной тканью, путники наконец-то обзавелись превосходными ножами. За красивое мерцание, происходившее от покачивания веток, Габи окрестила стеклистые деревья 'рождественскими елками', а вскоре сократила название просто до 'елок'.
Две другие главенствующие формы растительности нравились Сирокко значительно меньше. Одно растение — неверно было бы назвать его деревом, хотя размеры вполне соответствовали, — напоминало те горки, что всегда бывают в большом изобилии на любой скотоводческой ферме. Билл назвал их навозными деревьями. При ближайшем рассмотрении у навозных деревьев оказалось любопытное внутреннее строение. Никому, впрочем, не захотелось изучать их еще доскональнее, ибо воняли они примерно так же, как и их земные аналоги.
Последний вид деревьев был несколько приятнее глазу. Что-то от кипариса, совсем чуть-чуть от ивы — а росли они неопрятными клубками, сплошь обвешанными гирляндами ползучих побегов, которые будто бы силились притянуть их к земле.
Края эти выглядели столь же чужеродными, что и нагорная местность, — но в какой-то более неприятной манере. Только что оставшиеся позади джунгли мало чем отличались от долины Конго или Амазонки. Здесь же все казалось незнакомым, все было уродливым и пугающим.
Встать здесь лагерем было немыслимо. Тогда команда стала привязывать «Титаник» к деревьям и спать прямо в нем. Из каждых двенадцати часов десять непременно шел дождь. Путники кое-как приспособили над лодкой навесы из парашютов, но вода все равно просачивалась и скапливалась на дне. Было не то чтобы очень жарко, но из-за страшной влажности почти ничего не сохло.
Вся эта бесконечная грязь, жара, сырость и пот начали действовать людям на нервы. Они плохо спали, часто умудряясь лишь ненадолго прикорнуть в перерыве между дежурствами. Кончилось это тем, что в один прекрасный момент все трое дружно заснули — и пробудились от неистовой взаимной толкотни на вогнутом дне 'Титаника'.
Сирокко приснился такой кошмар, что поначалу даже дух перевести не удавалось. Она села, чувствуя, как мокрая ткань, будто кожура, отлепляется от тела. Всюду было липко — между пальцами рук и ног, под мышками, под коленями, на загривке.
Когда Сирокко с трудом поднялась на ноги, Габи кивнула ей и продолжила оглядывать реку.
— Знаешь, Рокки, — сказал Билл. — Тут для тебя кое-что…
— Н-нет, на хрен, — просипела Сирокко, воздевая к небу сжатые кулаки. — Будь оно все проклято! Я хочу кофе! Убила бы сейчас за чашечку кофе!
Габи исправно улыбнулась — но было видно, что через силу. Они с Биллом уже уяснили, что после сна Сирокко не сразу раскачивается.
— Верно. Ничего смешного. — Сирокко тупо поглазела на местность, которая показалась ей такой же подгнившей и разбитой, как и она сама. — Дайте хоть малость прочухаться, а уж тогда и спрашивайте, — сказала она. Потом, сорвав с себя липкую одежду, бросилась в реку.
Полегчало, но не особенно.
Вынырнув, она качалась как поплавок, придерживаясь за борт и с грустью думая о мыле, пока нога не наткнулась на что-то скользкое. Не допуская бредовой мысли, что это и есть желанное мыло, Сирокко от греха подальше махнула через борт. Там встала на ноги. Мигом натекла приличная лужица.
— Ну вот, теперь порядок. Так что у вас там?
Билл указал на северный берег.
— Мы там дым заприметили. Его и сейчас еще видно — слева от той рощицы.
Сирокко перегнулась через борт и увидела: на фоне далекой северной стены прочерчивалась тоненькая серая линия.
— Давайте причаливать. Посмотрим.
Последовал долгий и противный поход по колено в липкой глине и затхлой жиже. Впереди шел Билл. Обходя крупное навозное дерево, заслонявшее обзор, путники заволновались. Сирокко сквозь навозный смрад различила запах дыма — и заспешила вперед по скользкой почве.
Не успели добраться до пожара, как пошел дождь. Так себе дождик, но и пожар оказался тоже не Бог весть какой. Поначалу казалось, что только черную сажу на ногах они оттуда и унесут.
Пожар выжег неровное пятно в квадратный гектометр площадью, причем худо-бедно тлело лишь по краям. Прямо на глазах у путников белый дым под напором дождя стал быстро чернеть. Затем язычок огня вдруг лизнул небольшой кустик всего в нескольких метрах от них.
— Раздобудьте что-нибудь сухое, — приказала Сирокко. — Что угодно. Еще этой болотной травы и каких-нибудь палок. Скорее, а то вот-вот кранты. — Когда Билл и Габи ринулись в разные стороны, Сирокко присела рядом с кустиком и принялась дуть. Дым валил прямо в глаза, но она не обращала внимания. Дула
