Беркем аль Атоми
КИНОШНОЕ
На штабеле снарядных ящиков со 152-м калибром подпрыгивают замотанные солдаты-артиллеристы, они полуспят; новое, необмятое обмундирование изорвано погрузкой, ладони сбиты в кровь.
У кабины Старший, знаки различия лейтенанта, это высокий спортивный парень из довоенного кадрового состава РККА. Старший донельзя напряжен и смотрит вперед, досадливо шевеля губами, смотрит на часы и не выдерживает — преодолевая тряску, встает в кузове на колени и отчаянно лупит кулаком по крыше кабины.
Старший: Опарин, жми, что ты плетешься, два тридцать время! Ты приказ слышал?! Жми!
Из кабины сквозь шум мотора едва доносится неразборчивый крик водителя, машина на скорости входит в поворот, Старшего мотает, и он не удерживается, падая обратно в то же положение, что и раньше.
Машина на повышенной скорости едет по неосвещенной окраине спящего приграничного городка — частные дома, окраина. Навстречу попадаются такие же полуторки, порожняком.
Машина резко тормозит перед выскочившими на дорогу поддатыми и веселыми выпускниками с гармонью, кто-то пытается петь, гомон, девчачий визг, суета, выпускники безобидно дурачатся, они просто не заметили машину.
Солдаты сбиваются от торможения в кучу на Старшем, шофер, приоткрыв дверцу, растерянно- отчаянно орет: «Шо ж вы творитя, это, вы шо!»
Старший бешено раскидывает копошашихся на нем солдат, выпрыгивает из машины, падает, подымается, дерганой от ярости походкой подходит к переднему скату, и с трясущимися губами зависает от контраста, пытаясь найти слова — перед ним не вытянувшиеся солдаты, а беспечно гуляющая молодежь.
Старший: А ну..! Проезд!!! Вы что тут себе!!! Немедленно!!!
Голоса молодых парней и девок (весело, задорно, с симпатией, как бы предлагая вместе посмеяться):
— Чуть не задавил, товарищ краском!
— Прям как на войну спешите!
— Товарищ командир, а вы женаты? (смех)
— Смотрю, вы всю ночь со станции туда-сюда, туда-сюда… Учения, да? Товарищ краском?
— Это военная тайна! Петров, тебе не положено!
— Зинка, вот я щщас тебя! (смех, визг)
— Петров, а Валька с Зелениным пошла, ты б догонял! (взрыв девчоночьего смеха).[1]
За спиной Старшего к выглядывающим из кузова красноармейцам тянется сильно поддатый выпускник, хочет что-то сказать, пытается сунуть бутылку, солдаты нерешительно улыбаются, косясь на Старшего.
Старший наконец побеждает накативший ступор, и, сбавив тон с бешеной ярости до торопливой досадливой категоричности, командует выпускникам.
Старший: А ну, ребят, быстрей освобождаем! Давай-давай-давай! Не задерживай!
Голоса молодых парней и девок (в том же задорно-шутливом тоне):
— Есть, товарищ краском!
— Так, Николаев! А ну руки!
— Вы прям как на войну спешите!
— А пошли на речку?
— Счастливо, товарищи военные!
Молодежь послушно покидает проезжую часть, снова играет гармошка, молодежь направляется вдоль улицы, симпатичная девушка оборачивается и машет Старшему.
Старший смягчившимся взглядом смотрит на удаляющуюся молодежь. Поворачиваясь к машине, Старший бросает взгляд на часы, и на его лицо возвращается злобно-загнанная маска. Почти бегом обходя капот, Старший в нетерпении стучит по крылу полуторки:
Старший: Все, Опарин! Газу, газу!
Машина взревывает мотором и продолжает движение.
На стуле расстегнутая пустая кобура от маузера и милицейский китель.
Из окна частного дома на сценку смотрят ужинающий Милиционер в исподней рубахе и Бабка.
Бабка (по-стариковски в никуда): Он што… Все торопятся, как бутки на пожар… (после непродолжительной паузы.) Шо так поздно, Янек?
Милиционер: Служба, Серафимовна. Знаешь ведь.
Бабка: «Служба»… Ох попал мне постоялец… Скоро уж скотину выгонять, а он только со службы… (после непродолжительной паузы.) Тряпицу-то вон, положила я тебе. Левольверт-то будешь свой чистить? (с небольшой насмешкой) Кажный день его драишь, как кот… Энто место…
Милиционер: Как же не чистить, Серафимовна. Все ж не кто-нибудь, сам товарищ Берия награждал.
Бабка (не слушая собеседника, по-стариковски забывшись): Ездють и ездють, ездють и ездють… Куды ездють, чё им надо… Ох, не к добру. И чего им на месте не сидится? Янек, ты ж при власти, скажи.
Милиционер (прихлебывая суп): По всему видать, Серафимовна, освободительный поход скоро. Пора уже белополякам укорот показать, да и Гитлеру за компанию. А то совсем нюх потеряли. Вредителей от них через границу лезет — тьма. Нет дня, чтоб нам одного-двух с заставы не привозили. Да и сами, тоже задерживаем. Так, понимаешь, и шнырят. Связь портят, самостыйников этих наших баламутят… Все неймется им.
Машина удаляется, и видно, как она догоняет пешую колонну.
На дороге движение — машина эта далеко не одна, она лишь часть настоящего муравейника готовящейся к бою огромной армии. Движение везде, ночь как день, и каждый перелесок набит войсками под завязку.
Машина останавливается на огневых позициях гаубичной артбригады. Солдат трет глаза, просыпается, а рядом уже спрыгивают с машины его товарищи. Старший торопливо отстегивает борт и подгоняет Солдата.
Водитель помогает Старшему отстегнуть борт и сразу лезет под капот.
Солдат спрыгивает и включается в работу.
На огневых никто не спит, приходит и уходит транспорт, идет подготовка орудий, из укупорки вынимают снаряды, снимают консервацию и вкручивают взрыватели — понятно, что война на носу.
Начинается разгрузка прибывшей машины, солдаты работают в привычно-бешеном темпе, снимая ящики и складывая их в штабель.
Штабель уже очень здоровый, это боекомплект не на день и не на два непрерывной стрельбы.
Удостоверившись, что все идет штатно и никто не отлынивает, старший улучает минутку покурить, достает портсигар и шарит по карманам в поиске спичек.
Мимо быстрым шагом проходит группа старших командиров. Один из командиров отделяется от группы и останавливается рядом со Старшим. Это подтянутый Комбриг в летах. По выправке офицера видна не
