— …слушай, я к ним саркастически отношусь. Помню, иду по Невскому, гляжу — афиша. Прямо сейчас, в ста метрах отсюда, выдающиеся поэты нашего города будут читать свои бессмертные произведения. Решил приобщиться, а то все «Мани-Хани» да «Мани-Хани». Там, думаю, и девчонок много — девчонки, они поэзию любят. Купил билет, зашел. Шесть рублей за вход брали, я еще удивился, почему именно шесть?
Короче, попал внутрь и понял, что ни о чем. Литературный тусняк, все друг друга знают, чужаки на отшибе, а девушки не в себе поголовно — блуждают с нездешними взорами и сборники у поэтов подписывают. А поэты — полный п…ц! Патлатые, немытые, с перхотью. Пиджаки грязные, штаны с пузырями, а один придурок даже с бантом — вот …ля буду, бант надел!
— «Бабочка»?
— Да нет же, бант. Настоящий. Как у Карандаша в «Веселых картинках».
Сели. Я сдуру в середине устроился. Сначала поздравляли всех, чуть ли не поименно, затем старичок встал, блаженненький, как Циолковский, и за…бал насмерть, былых поэтов вспоминая. Потом с ответными речами выступили, и лишь минут через сорок чтения начались. Заныли, застенали, пальцами задвигали. Я сижу, ни хера не понимаю. Сначала думал, что не дорос, потом понял — козлы! Особенно когда лауреат вышел, под занавес, как Киркоров. Ничего такой лауреат. Прыщей штук сто, штаны белыми нитками строченные, и значок на груди — «Танк Т-35». Полный …банат, у него даже ботинки под кеды стилизованы. Дольше всех читал, вне регламента: о хренах, о пряниках, о вине кампари…
Устал я. Вышел и бегом в «Корсар», к рокабилам. Рокабилы, когда в ударе, дэцэпэшников исцеляют. С девчонкой познакомился, Музой звали — всю ночь меня потом вдохновляла, едва на работу успел. На носилках спал, между вызовами…
02.39. Поехали за Шестнадцатую. Без сознания во дворе: перепой, спит, нашатырь под нос, драка, мы победили.
— …да ни фига! Баски уже в раннем Средневековье у Ньюфаундленда треску промышляли; ирландские монахи в девятьсот каком-то чуть ли не на байдарке в Америку прошвырнулись; про викингов я вообще молчу, а в Мексике сейчас клады римских монет находят. Так что знал Колумб, куда шел, просто не бакланил на всех углах, а грамотно пропиарил все это дело. Кому надо было, тот помалкивал. Официально считается, что до XVIII века из Атлантики в Тихий ходили только Магеллан, Дрейк и еще двое, забыл кто. А на самом деле флибустьеры с Карибов как на работу туда плавали, испанские форты грабить. Сами они это не афишировали, а в хрониках сплошь да рядом: опять приплывали, уроды, всех наших порезали!..
02.57. Потихоньку двигаемся к дому. Пискаревка. Судорожный припадок: реланиум, витамины, глюкоза, оставлен на месте.
— …там, где я учился, учителя… ммм… своеобразные были. Немку припахали еще и английский преподавать, она, подозреваю, его вместе с нами учила и всем нам стойкий бундесовый акцент привила; а музыкант популярные песни, типа «Крылатых качелей» или «Когда уйдем со школьного двора», на свои мелодии перекладывал…
03.30. Вотчина. Перелом обеих лодыжек — с улицы в Солидарь.
В Александровской народу полно. Каталки заняты, персонал мельтешит, охрана в боксах бычье усмиряет, а от входа до самой травмы, как в застенке, след кровавый по полу, вытирать не успевают. Скорая вся в дедморозовских колпаках почему-то, один Карен с Двадцать второй в стетсоне своем неизменном. Накурено — дышать нечем.
— …она ему так капризно: у вас руки холодные. А Мишка ей: а у вас ноги!
— …и начал их высоким тенором, при медсестрах, мордой об стол тыкать. Они терпели-терпели, а потом и посоветовали ему: больше тестостерона[72] в голосе! Тот и стух сразу. Слышь, дай шляпу померить.
Нахлобучивает, смотрит в зеркало, сдвигает то так, то этак, любуется.
— Да ковбой-ковбой.
— Ага. Только не Мальборо, а Хаггис.
Вваливается Парамон, однокашник. Здоровый, усатый, румяный — кровь с молоком.
— Мушкетерам короля — от гвардейцев кардинала! Здоров, Папульдер!
Так меня в институте называли, от слова «папа» — младенец, которого я на детских инфекциях курировал, после третьего посещения в отцы меня произвел.
— Здорово, Парамоша, с Новым годом тебя. Как оно?
— Невзирая.
— Валерий Саныч, вот вы все знаете…
Парамон — ассистент кафедры, половине присутствующих здесь фельдшеров двойки ставит.
— …лечение геморроя без операции — это как?
— Зализыванием.
У кого-то ожила рация.
— Семьдесят седьмая.
— Семь-семь, слушаю.
— Свободны с адреса. Смерть до прибытия, оставлен с милицией.
Плотный крепыш, нажав тангетку, опережает диспетчера:
— От вскрытия отказался. Актив[73] участковому патанатому.
Хохот.
— Это кто там такой остроумный?
— Угадайте!
Возникает Феликс:
— Веня, тигрятник видел?
— Нет.
— Сходи погляди.
— Чего там?
— Увидишь. Тебе понравится.
В тигрятник стаскивают упившихся Дед Морозов. Зрелище напоминает пейзаж «После битвы». Среди лежащих вповалку тел, там и сям, словно пики, косо торчат золоченые посохи, то и дело слышатся хрипы, зубовный скрежет и тяжкое, стонущее клокотание, вздымаются неестественно вывернутые валенки и трепещут, опадая и взметываясь, седые бороды — впечатление такое, будто здесь полегла рать ополченцев.
Над всем этим стоит скоропомощный человек. Заметив меня, он простирает в сторону павших руку и, выдвинув челюсть, поет:
— С Новым годом! — Было видно, что он здорово на кочерге.
— Взаимно, всяческих благ.
— И вам… — он икает, — ой-ё… того же.
— Джин?
— Сидр.
Появляется Феликс. Уже вмазавши.
— Здорово, Марик. С наступившим.
Марик важно кивает. Че обращается ко мне:
— Как тебе?
— Сильно. Жаль, фотика нет.