Кириленко, так и не сняв дубленку. Он вспоминал строки из хемингуэевских рассказов.

— Однажды, когда я здесь обживусь и стану учиться, — сказал Освальд, — я начну писать рассказы о современной американской жизни. Я многое видел. Молчал и наблюдал. Меня и привело сюда то, что я видел в Штатах, плюс чтение марксистской литературы. Я всегда относился к СССР как к своей стране.

— Мне бы страшно хотелось когда-нибудь увидеть Мичиган. Только лишь из-за Хемингуэя.

— Мичиганские леса.

— Когда я читаю Хемингуэя, у меня текут слюнки, — сказал Кириленко. — Ему даже не обязательно писать о еде, чтобы я проголодался. Все дело в стиле. У меня просыпается аппетит, когда я его читаю.

Освальд улыбнулся.

— Если он гениален, то гениален именно в этом. Он пишет о грязи и смерти, а я чувствую голод. Вы когда-нибудь ездили в Мичиган?

— Я ездил, куда мне велели, — ответил Освальд.

В полумраке Кириленко выглядел усталым. На ботинках проступили солевые пятна. Он встал, достал из кармана дубленки шапку из выхухоли и хлопнул ею по ладони другой руки.

— Нам многое нужно обсудить, — сказал он. — И кстати, можете называть меня Аликом.

Утром они говорили об Ацуги. Освальд описывал четырехчасовую вахту в радарной. Алика интересовали подробности, имена офицеров и срочнослужащих, конфигурация комнаты. Он хотел знать детали процедур, терминологию. Освальд объяснял, как все происходит. Рассказывал о мерах безопасности, типах оборудования высотомера. Алик делал пометки в записной книжке, смотрел в окно, когда собеседник не мог чего-нибудь припомнить или говорил неуверенно.

Когда речь зашла об «У-2», к беседе присоединились еще двое. Один из них бесстрастно называл его «метеосамолетом». Привели с собой стенографиста. Им нужны были имена пилотов «У-2», описание взлетов и посадок. Суровые люди. Стенографист оказался пожилым человеком с розеткой в петлице.

Когда Освальд не знал правильного ответа, он придумывал что-нибудь или пытался спрятаться за возбужденный синтаксис. Казалось, Алик понимал его. Они общались друг с другом вне общей беседы, молча, без жестов, без взглядов.

Имя конкретного пилота. Имя механика или охранника.

Непроницаемые люди склонились к нему. Он описывал случаи, когда радарная команда получала запросы о ветре на высоте восьмидесяти тысяч футов, девяноста. Описывал голос, доносившийся оттуда, напряженный, тусклый, дребезжащий, звук, раздробленный на элементарные частицы — урок физики или голос призрака. Они выжимали из него факты, имена. Масса новых вопросов. Скорость движения в воздухе, дальность полета, приспособления для глушения радаров. Он с досадой признавал, что ничего об этом не знает.

Алик сказал, что они продолжат утром. Ли ждал от него какого-то знака. Правильно ли он все делает? Разрешат ли ему остаться, поручат ли важные задания, разрешат ли изучать политэкономию?

— Когда я наклоняюсь, коленка хрустит, — заметил Кириленко. — Возраст, наверное, как считаете?

Похоже, он хотел сказать: всему свое время. Время вспоминать мельчайшие подробности, время пересматривать жизнь, время менять сознание. Мы здесь, чтобы помочь тебе прояснить лейтмотивы твоей жизни.

Они потратили не один день на ранние воспоминания Освальда о службе в армии, еще столько же — на «У-2» и Ацуги, разделяя каждую тему на фрагменты, затем разделяя сами фрагменты. В конце концов они добрались до Девятой эскадрильи наведения авиации морской пехоты, радарной части, в которой он служил в Калифорнии.

Как раз тогда на политическую арену ворвался Кастро. Освальд хотел отправиться на Кубу и тренировать новобранцев. Он был квалифицированным военным специалистом и симпатизировал Фиделю.

Он подписался на русскоязычную газету и социалистический журнал. Кагэбэшникам в своей каморке он отвечал по-русски «да» и «нет». Их это очень забавляло. Они окрестили его «Освальдовичем».

Он сообщил Алику, что краем уха слышал о программе подготовки ложных дезертиров, проводимой Военно-морской разведкой. В Восточный блок забрасывали агентов — тщательно отобранных людей, провозгласивших себя жертвами американской системы, одинокими и впечатлительными, стремящимися к иной жизни.

Как раз в то время он предпринимал все возможное для побега. Эту программу придумали как будто специально для него. Он отчасти ждал, что к нему обратятся из Военно-морской разведки. Трудно было поверить, что они не слышали о его просоветских выступлениях и русскоязычной газете. Он объяснил бы, что пытался выйти с ними на связь доступным ему способом. Они бы организовали для него интенсивное обучение. Он стал бы настоящим дезертиром, выдающим себя за ложного дезертира, выдающего себя за настоящего дезертира. Ха-ха.

Алик сидел за столом напротив него и тряс в кулаке соленые орешки. Он сказал, что должны принести телевизор. Освальд удивился, когда услышал, что передачи начинаются в шесть вечера. Это чуть ли не самое странное, что ему доводилось слышать с тех пор, как он пересек океан.

Появился охранник. Он появлялся каждый вечер перед уходом Алика. Алик не представил его, словно не замечал его присутствия в квартире. Обычно охранник сидел рядом с умывальником в прихожей, положив шляпу на колено.

Было кое-что, о чем Освальд не стал рассказывать Алику, — например, подробности о радарной системе «МПС-16», только что введенной в сеть. Он хотел посмотреть, как будет развиваться их дружба. Ему пришло в голову, что теперь, когда он переметнулся на чужую сторону, американским военным в любом случае придется потратить уйму денег на переустройство системы. Как удивительно просто оказалось распоряжаться судьбами и событиями.

Еще об одном он не сказал Алику — касательно программы ложных дезертиров. Когда никто не вышел с ним на связь, Оззи решил записаться на экзамен по иностранному языку. По русскому. Просто чтобы его заметили.

Он получил «П», что означало «плохо» во всех отношениях.

Пришли врач и медсестра, чтобы осмотреть его. Прослушали сердце, посветили в уши фонариком. Взвесили, измерили его и ушли с образцами крови и мочи. Затем появились трое мужчин и отвели его в бетонное здание примерно в получасе ходьбы. Он оказался в современной квартире. Его заставили вынуть содержимое из карманов. Усадили на стул, подключенный к столу с миллиметровкой, скорописцами, наборными дисками, переключателями и т. д. Велели поставить ступни на пол. Затем прикрепили трубочки и прочие приспособления к предплечьям, груди и ладоням Освальдовича. Один из мужчин сел напротив. Вас зовут так-то и так-то? Пользовались ли вы когда-нибудь другим именем или кличкой? Ваш любимый цвет — голубой? Вы агент разведки США? Вы поддерживаете тайную связь с кем-то в этой стране? Ваши волосы каштановые? Вас послали сюда, чтобы убить человека или нескольких людей? Вы женаты? Вы гомосексуалист? Вы употребляете алкоголь или табак?

Бесстрастные.

Алика нет и в помине. Освальд стоял, пока его отключали от прибора. Он тосковал по другу и смутно подозревал, что безнадежно напутал в этом тесте.

Он сказал им, что Алик обещал телевизор.

Кто-то принес его вещи. Он жил в новой квартире три дня. Ему давали тесты на уровень интеллекта и способностей, тесты для психологического профиля, тесты по английскому и элементарной математике, тесты на распознание рисунков и форм.

Ему приснилось, как он заходит в дом на Юинг-стрит в Форт-Уорте с волосами, мокрыми после купания в бассейне Ассоциации молодых христиан.

Ленин и Сталин в оранжевом сиянии. Каспийское море, самое крупное внутреннее море в мире, на границе между Европой и Азией. Кремль означает крепость.

Дело происходит в Москве. Он рассказывает о своем проживания в охраняемой квартире человеку в

Вы читаете Весы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату