Луизианы через два года после залива Свиней, его темные очки лежали на приборной доске в мягком сумеречном свете. Нужен еще один шаг. Одержимость Эверетта растворилась в технических деталях. План стал слишком запутанным и сложным. Эверетт хотел построить лабиринт, уходящий в бесконечность. Хлопотный план ради плана. Ему не хватает пылающей страсти. А им следует довести его до конца. Для Мэкки стало откровением, когда в минуту прозрения, пробиваясь на машине сквозь толщу воздуха, он почувствовал, что ему, как ни странно, чертовски жаль президента Джека.
В холодильнике стоял сок. Он отпил глоток и протянул ей бутылку. Она вытерла рот ладонью, отпила и снова вытерла. На реке загудел корабельный ревун. Он отставил бутылку, и девушка выскользнула из футболки. Он уперся коленом в край кровати, глядя, как она незаметно перетекает в свою вторую кожу. Личность исчезла бесследно. Он никогда не встречал женщины, которая бы столь полно превращалась в тело. Ее тело могло менять форму, скатываться в клубок, творить из секса таинственную игру солнечного света и теней. Он держался за спинку кровати. Они совокуплялись на журнале, страницы прилипли к ней и громко шуршали.
Постепенно за всю свою жизнь — брак, работа разъездного полувоенного, впадение в официальную немилость — он стал человеком без определенного адреса. В каком-то смысле это повод для глубокого отчаяния. Ему почти сорок, он болтается по миру, ничего не приобрел за годы риска. Но когда он завел машину и тронулся в долгий путь на юг, то почувствовал странное удовлетворение — он все-таки в выигрыше. Перед глазами стояло лицо Джека Кеннеди, и никто не знал, что он здесь, человек, которому платили за обучение других людей основам смертоносных приемов.
Уин Эверетт сидел в комнате дочери и слушал, как она читает вслух книжку с картинками. Мэри Фрэнсис передала уроки чтения ему. Ее выводила из себя Сюзаннина склонность к актерству, она считала, что ребенок должен учиться читать, а не декламировать. Уин следил за каждым словом. Его лицо менялось вместе с лицом девочки, вместе с эмоциями персонажей.
Поразительно, как эти сказки действовали на него: он словно возвращался в детство. Он обнаружил, что может раствориться в голосе дочери. Он изучал ее лицо, казалось, будто он видит то же, что она, как строчка за строчкой неторопливо разворачивается зловещий сюжет. Его глаза сияли. Он чувствовал столь сильную радость, что ее можно было описать языком ангельских чинов, языком могущества и власти. Они сидели одни в комнате, и сама комната была одна, одна над всем миром.
После он спускался вниз и листал журнал. Он понимал, что отошел от переднего края операции. Он использовал Парментера, чтобы тот поговорил с Мэкки. Они оба использовали Мэкки, чтобы тот выяснил, что происходит на Кэмп-стрит, 544. Он опасался Освальда. Он не хотел знать всего. Слишком отдалился от остальных. Ждет ли он, что его идеи разовьются с помощью неких сверхъестественных сил? Он совершал те же ошибки, что и «Высшая Исследовательская Программа» перед вторжением на Кубу. Неизвестно, сможет ли он заставить себя собраться. Отчасти ему хотелось выпустить ситуацию из рук. Хотелось избавиться от страхов и предчувствий.
У заговора всегда своя логика. Заговор обычно сопровождается смертью. Уин считал, что любой заговор по природе неотделим от смерти. Устный заговор — это интриги вооруженных людей, не меньше. Чем напряженнее сюжет, тем вернее он приведет к смерти. Описывая заговор в книге, мы собираем на страницах силы смерти, отыгрываем их, удерживаем там. Народы античного мира инсценировали битвы природных сил, чтобы меньше бояться богов, сражающихся в небесах. Он опасался, что его заговор направлен на смерть. Он уже ясно дал понять, чтобы снайперы стреляли в агента Секретной службы и легко ранили его. Но пугал не промах, не случайное убийство. Здесь подстерегало нечто большее. Он предчувствовал, что заговор достигнет высшей точки, и наступит логический конец.
Улан отправляется в Майами.
За дверью ходила Мэри Фрэнсис. Включила воду на кухне. Он слышал, как она что-то ищет у задней лестницы. На кухне играло радио. Он ждал, когда она с лейкой пройдет мимо крыльца. Со старой металлической лейкой, серой и помятой. И он ждал, когда ее шаги раздадутся на крыльце. Внимательно прислушался. Она еще на кухне. Значит, все хорошо. Он знает, где она. Она должна быть рядом, а он должен знать, где она. Таковы два его внутренних правила.
На кухне по радио говорил старый знакомый голос, голос начала эпохи радио, имя не вспоминается, но это кто-то очень известный. На заднем плане раздавался смех, и Уин замер, словно желая растянуть это мгновение, — его поразило сложное чувство, которое пробудил голос другой эпохи, мягкий и раскатистый, трехстрочный анекдот, возродивший прошлое.
Он перевернул страницу.
Дата поездки президента не назначена. Но это обязательно случится, уверял Парментер. Он хочет поехать во Флориду, потому что этот штат в 1960 году проголосовал за республиканцев и потому что весь Юг злобно шипит по поводу его программы о правах человека. Мыс Канаверал, Тампа, Майами. По Майами проедет кортеж.
У дверей стояла Мэри Фрэнсис в резиновых перчатках и со щеткой.
— Не замечал ничего странного? Я не знаю.
— Что? — спросил он.
— У Сюзанны. Хотя, наверное, ничего.
— На тебя не похоже.
— Волнуюсь по пустякам.
— С ней все хорошо. Все нормально. Она здоровая девочка.
— С нездоровыми наклонностями.
— О чем ты?
— Не знаю. Недавно так показалось.
— Почему?
— Она все время убегает с Мисси Тайлер. По сути дела, они от меня прячутся. Не знаю, просто она так занята чем-то в последнее время, вся в себе, и мне показалось, вдруг тут что-то кроется.
— Мисси — тощая, маленькая, рыжая?
— Приемный ребенок. Они прячутся по углам, шепчутся с серьезным видом. Мисси приносит с собой такое настроение… Настоящий дом с привидениями. Мороз по коже. По коридорам что-то бродит. Такое чувство, что это я. Я — очень подозрительный субъект в этом доме. Девочки замолкают, как только слышат мои шаги.
— Они живут в своем мире. Сюзанна — фантазерка, — ответил он.
— Она слушает диск-жокея из Далласа по имени Скирда-Борода.
— И что он играет?
— Дело не в том, что он играет. Он крутит хит-парад. Дело в том, что он говорит между песнями.
— Например?
— Невозможно воспроизвести. Что-то вроде — вот он я, и так далее. Будто говорит на другом языке. Но девочка прилипает к радио.
— Тарабумба-карабумба.
— Знаю. На меня это не похоже. Обычно мои тревоги имеют основание.
— Они читала мне сорок минут без остановки. Замечательно, просто замечательно.
—
— Ты работаешь с плутонием в этих перчатках?
—
Он поднялся наверх, ступая как всегда легко и неслышно. Майами имеет влияние, вызывает отклик. Город изгнанников, город незаживших ран. Президенту нужен кортеж, потому что, судя по опросам, он теряет популярность с каждой минутой. Он предстанет перед массами в длинном синем «линкольне», люди на мотоциклах оттесняют толпу, люди в темных очках висят на подножке сопровождающей машины. Улан встает и машет рукой. Необходимо подстрелить прохожего или телохранителя, чтобы подтвердить наши полномочия. Так мы покажем, что все по-настоящему. Заговор. Античные народы сливались с природой, подражая жестокости ураганов и шквалов. Сливаться с природой — древнейшая уловка человека. Подходящая мысль перед сном.
Лейка была из шероховатого металла, с уродливым тупым носиком.
