Петр погладил жену по спине.
– Веруня у меня мировые огурчики делает. А рассольчик какой, да если поутряне!
– Пойду корма заготовлю на завтра, – сказала она.
– Хорошо, моя ласточка! – Петя умильно проводил взглядом жену и тут же забыл о ней, подлил водки в рюмки.
– Выпьем?
– За нас и за спецназ! – поддержал Родин.
Петр взял огурец, смачно хрумкнул, взял нож, отрезал куски мяса от рульки – себе и командиру.
– А это мы сами коптим! А какая рыбалка у нас! А девки какие – певуньи! Эх, командир, оставайся, а?
– Поцеловал – женись?.. Давай-ка лучше выпьем за нашу группу... – сменил тему Иван, чтоб не растравливать душу заманчивыми прелестями деревенского бытия.
Родин проследил, как выпил Петр, закусил ливером из казанка, вытер бороду, потом опрокинул и сам, уже не закусывая. Не лезло – живот раздулся, как полковой барабан...
Петр навалился на стол, подперев голову ладонью, глянул жалистно.
– Эх, командир, так хочется встретиться всем вместе... Собрал бы ты, что ли, нас? А, командир?
– Соберу... И очень скоро, – неожиданно пообещал Иван. – Посчитаться кое с кем надо.
– За Гриню? – Корытов подался вперед.
– За него... – мрачно подтвердил Родин. – Мирза объявился в Москве.
– Да ты что?! – тяжелый кулак опустился на стол.
– Свои ребята из госнаркоконтроля дали весточку. Сейчас Мирза уже давно не майор милиции, а крупный босс в наркобизнесе, не меньше, как «генерал», процветает, тоннами засылает героин к нам в Россию. Вот так-то...
Петр хмуро заметил:
– Эх, жаль, что мы его тогда не закопали.
– Все хорошие дела надо делать вовремя.
Волки воют, когда на небе полная луна
Яна тихой тенью вышла со двора, сразу ощутив прохладную тьму. На горизонте чернел лес. Прокричала тревожно ночная птица, и снова все стихло. В свете полной луны видна была лишь белеющая, будто присыпанная мелом, тропинка. Яна и пошла по ней. Тропинка привела к реке. Под луной она блестела, как ртуть. Яна обрадовалась этому открытию, спустилась вниз, зачерпнула ладошкой холодную воду, смочила лицо. Она вдруг вспомнила, что у нее в кармане, в маленькой коробочке от аспирина, была припасена «на всякий случай» таблетка экстези. Она достала маленькую розовую тварь, поколебавшись, бросила в воду – и тут же рассмеялась, представив, как какой-нибудь жирный карась, спросонья, ее проглотит и начнет вытанцовывать, выпендриваться перед плотвой, выпрыгивать из речки, трепеща плавниками.
В дом Янке возвращаться совсем не хотелось. У мужиков – свой разговор, давно не виделись, пусть натешатся, водки выпьют с потрошками... У хозяйки – свои дела и заботы.
А у Янки – никаких проблем!
Река вдруг потянула ее к себе с той неудержимой силой, с какой солнце притягивает все живое или морская пучина уносит погибающий корабль, позвала, пообещав обновление, искупление, очищение. Янка сбросила всю до нитки одежду, почувствовала холод росы и, ступив с бережка, сразу бросилась в воду. Она нырнула вглубь, не достав дна, перевернулась лицом и чуть приоткрыла глаза. Из-под воды расплывчатое пятно луны было похоже на солнце чужой планеты. Янка подумала, что если здесь есть русалки, то они сейчас воспользуются моментом и непременно утащат ее в омут. И, сделав несколько лягушачьих движений, она выплыла на поверхность и поплыла по течению. Холодная упругая вода обтекала груди, низ живота, возбуждая каждую клетку юного тела. Она перевернулась на спину, река понесла ее, и хотелось так вот плыть и плыть мимо берегов с темными кустами, под таинственной усмешкой луны и необъятной вселенной, рассыпанной по темно-синему небу звездной крошкой.
Вдруг Яна отчетливо услышала заунывно-пронзительный вой, словно визг петель кладбищенских ворот. «Волки воют, когда на небе полная луна», – вспомнила она где-то услышанное, с холодком в сердце успокоила себя, что в реке она в безопасности. В этот чудесный и жуткий момент на светило наползло облако, и в нем, в его очертаниях, Яна увидела волчицу. Тут снова послышался волчий вой, и ему вторил кто-то невидимый в далекой или близкой лесной чащобе.
Отвлекшись, она не заметила, как река коварно унесла ее вниз по течению. Яна развернулась и поплыла в обратную сторону. Оказалась, что скромная речушка обладала не девичьим норовом. Янке пришлось со всех сил загребать ладошками, чтобы продвигаться к тому месту, где она бросила свою одежду. И стоило ей только передохнуть, как безжалостная река уносила ее обратно. «Мы так не договаривались!» – сказала Яна реке. А река не ответила, она жила тем, что несла свои воды в другую реку, свою старшую сестру, поручив ей донести себя в море.
Янка сделала несколько лягушачьих рывков по серебристой волне, ступила на песчаное дно, ухватилась за кустарник, и на берегу наступила на колючку бодяка. Она тихо вскрикнула, ответом раздался короткий волчий вой из черного леса. Огляделась, чтобы не напороться на что-либо похуже, поднялась на луг. Место было незнакомое, река удружила, и Янка, осторожно ступая, пошла к тому месту, где оставила одежду. Она прошла излучину, которую совершенно не запомнила, отдавшись воле течения и свету луны, и все никак не могла найти то место, где тропинка привела ее к реке. Вдруг две серые тени возникли перед ней, леденящий ужас сковал ее. В отраженном лунном свете блеснули две пары волчьих глаз. «Только не бояться!» – сверкнуло в голове. Это была пара молодых волков. Они никогда в жизни своей не видели вышедшей из реки обнаженной человеческой самки. Ее мокрая кожа блестела и пахла рекой, травами и едва-едва теми человеческими покрывалами, запах которых привлек их на берегу у кустарника. Яна, не дрогнув, пошла на ночных пришельцев, волк и волчица встали, отошли в сторону. Тут она и увидела свою одежду, сразу обернулась, помня, что зверь нападает сзади. Но они не собирались нападать, покружили друг вокруг друга, вновь сели на задние лапы. Наверное, это было самое яркое ночное приключение в их жизни.
Яна понимала, что в этой нереально-безумной ситуации она не сможет одеться, волки тут же бросятся на нее, и вновь придется уходить в спасительную глубину реки, отрывая от себя сомкнувшиеся челюсти... И как их прогнать: криком, руками и ногами; собак напугать можно, сделав вид, что нагибаешься за камнем... Волка не испугать и палкой.
Яна резко развела руки, как для хлопка, удара, вознесения, замерла, как на кресте. Волки вздрогнули, переглянулись.
– Уходите в лес, в лес!
Они послушались и, не оглядываясь, исчезли, растворились в серебристом тумане на лугу.
И ушла, как волчица
Яна тихо зашла во двор. Пес узнал, шевельнулся, звякнул цепью. Не скрипнув ни дверью, ни половицей, вошла в дом.
Хозяева, видно, улеглись. За неприкрытой дверью, едва различимый разговор, пошептушки.
Яна остановилась, чутьем поняла, что о ней разговор.
Тихий, усталый голос Петра:
– Да, нормальная она девчонка. Ну, беда такая у нее. Помочь надо оклематься...
– Беда, беда! Вечно ты кого-то жалеешь! Меня бы пожалел! Посмотри, какие у меня руки, не то, что у нее!
Яна прислонилась спиной к стене, зная, что не уйдет, пока не выслушает все, что думает о ней гостеприимная хозяйка.
– Да не надо целовать мои руки. Поздно уже! Лучше ее руки посмотри, может, все исколотые. Ты ж понимаешь, что у них с головой не все в порядке. Вдруг у нее ломка. Вот, куда она на ночь поперлась? Я за детей боюсь, Петя. Вдруг в голове что-то переклинит, возьмет – и зарежет ночью.
– Ну, ты совсем уже...
Яна подавила вздох, посмотрела на свои обруганные руки и остро пожалела, что не отдалась течению и не уплыла за тридевять... деревень. Нашлись бы люди добрые – и одежонку дали голой девчонке, и накормили бедолагу.
