Джим тяжело дышал, но старался при этом не шуметь. А поскольку он почти сложился пополам, в боку начались колики. Он закрыл глаза и попробовал заговорить боль.
— Ты знаешь, что я делаю с теми, кто подглядывает, — вдруг произнесла негритянка. У Джима все похолодело внутри.
Он начал было выпрямляться, но тут до него дошло, что медсестра разговаривает вовсе не с ним.
— Да брось ты, — раздался чей-то голос. — Я совершенно вымотался.
Слова доносились из-за окна. Голос мог принадлежать белому медведю. Джим снова скрючился за барабаном автоклава.
— Сюда никто не заходил? — спросил Медведь.
— Нет. А что? — поинтересовалась негритянка.
— Тут где-то псих один бегает, из психиатрического отделения.
— Еще один? — устало и недоверчиво спросила сестра.
— Да. Закрой окно, хорошо?
«Не смотри на чемодан, — молил Джим, — не смотри».
— Тут и так уже, как у черта в сауне.
— Ненадолго. Пока его не поймаем, — прозвучал в отдалении голос Медведя.
Несколько секунд спустя Джим услышал, как скрипнуло окно, прикрытое негритянкой чисто символически.
«Не смотри на чемодан! — заклинал Джим еще несколько минут, пока она выгружала из тележки мешки с грязным бельем. — И Бога ради, не заглядывай сюда».
Напевая, негритянка закончила работу и повезла каталку из комнаты.
Только бы выбраться из госпиталя! Здесь слишком много ходов и выходов, вряд ли их успели взять под наблюдение. Для этого нужно время. «Не спеши, — приказал он себе. — Постарайся выглядеть естественно».
Джим успел пройти по коридору ярдов пятнадцать.
— Куда это вы направляетесь?
Джим понял: она обращается именно к нему. «Голосок» прозвучал как удар кнута. Джим обернулся и увидел девушку в форме медсестры. Она была маленького роста и казалась не старше подростка, но по голосу ей можно было дать лет тысячу, не меньше.
— Я не туда свернул? — спросил Джим.
При этих словах сестра вздохнула и возвела очи горе, словно собираясь пересчитать плитки на потолке.
— Сюда проходите. Осталось только пять минут, — сказала она.
Он покорно пошел за ней до конца коридора и дальше в двойные двери. Его так ошеломила эта встреча, что он даже не задавался вопросом, куда идет и зачем. Они оказались в женской палате коек на пятьдесят. Шел прием посетителей.
— Благодарю вас, — сказал Джим и понес свой чемоданчик мимо сестринского поста, уставленного цветами и заваленного историями болезней.
Он медленно шел по центральному проходу, по обеим сторонам которого стояли кровати, застеленные больничным бельем, но иногда попадались кружевные простыни, принесенные из дома. У половины больных были посетители. У других кроватей стояли пустые стулья. Зачастую и сами кровати казались пустыми. Их обитательницы выглядели такими хрупкими и старыми, что их трудно было заметить под одеялом.
«Все уже наверняка поняли, что я не тот, за кого себя выдаю», — решил Джим, дойдя до конца прохода. Другого выхода из палаты не было. Когда у него хватило смелости оглянуться, медсестра по- прежнему смотрела в его сторону.
Он остановился в ногах кровати, у которой не было посетителя. Лежащая на ней старушка была желтой и высохшей, словно мумия. Редкие седые волосы аккуратно расчесаны. Глаза, напоминавшие тусклые бусины, смотрели в пространство, не замечая присутствия Джима.
Джим опустил чемоданчик на пол у кровати и придвинул стул, чувствуя себя подлецом.
Старушка была хрупкая, как бумажный змей из папиросной бумаги. Джим тихо произнес:
— Я надеюсь, вы не будете возражать. Я только на минутку и потом уйду.
Уйду куда? Последним его пристанищем была клиника, больше ему некуда было идти. В дальнем конце палаты медсестра разговаривала с одной из нянечек и, кажется, опять смотрела в его сторону. Руки старушки свободно лежали на груди, поверх теплой пижамы. Джим взял ее руку в свои. Словно несколько прутиков очутилось в его ладони. Она не сопротивлялась. Только теперь Джим ощутил, что она сознает его присутствие и испытывает волнение. Ее рука дрожала, как птичка. Как канарейка, которую Гранди между делом раздавил и выбросил, явившись ему в кошмаре прошлой ночью. Может быть, стоило обратить больше внимания на это видение, которое оказалось реальностью, а он не решился ее осознать.
— Я знаю, кто вы, — сказала сестра, остановившись в ногах кровати, и Джим, как после ледяного душа, вернулся к ощущению реальности. Рука старушки все еще подрагивала в его пальцах.
— Миссис Алленби говорит только о своем Джордже, — произнесла сестра, обходя кровать и глядя на бесплотную тень на подушке с профессиональным сочувствием. — Больше ни о чем.
— Правда? — пробормотал Джим, уставясь в пол в ожидании неминуемого разоблачения.
— Она верила, что вы непременно сдержите обещание.
Грейс Алленби уставилась в пространство, напрягая остатки сил на поддержание признаков жизни.
— Я не мог выбраться раньше. Я и сейчас только на минуту, — сказал Джим, чувствуя себя последним мерзавцем.
Сестра наклонилась вперед и, похоже, увидела в старушке нечто такое, чего не замечал Джим:
— Она что-то хочет сказать.
Сейчас она его выдаст! Морщинистые губы чуть искривились. Джим наклонился ближе, понимая, что он это вполне заслужил.
— Джордж! — прошептала она. — Джордж!
Сухонькая ручка пожала его пальцы.
О, Линда.
Глава 14
Вечер.
Площадь Пикадилли, Лондон, станция метро.
Джим слонялся в полосках света и тени, стараясь не попадать в поле зрения видеокамеры, наблюдавшей за входом в метро у него за спиной. Время от времени он глядел, перемещается камера или нет, но кажется, она была зафиксирована на месте. Красный огонек индикатора тускло светил сквозь слой копоти на ее корпусе. Черно-белая свидетельница молчаливо наблюдала за бродягами, зеваками и любопытствующими туристами, что проходили перед ее объективом.
Джим приглядывался уже около часа. Раскалывалась голова, Джим чувствовал себя одиноким и очень хотел есть. Его пригрозили выкинуть из вагона экспресса, который доставил его в Лондон, только за то, что он кричал во сне. В данный момент он был твердо уверен только в одном: те люди, которые лечили его, сами довели его до того состояния, от которого лечили. Он не знал, как или зачем. Но был совершенно уверен в том, что разобраться во всем этом должен сам, союзников у него нет.
Ладно, если нужно, он справится и один.
Вестибюль станции метро служил убежищем для бродяг, которые решили, что на улице слишком холодно. Потолок низкий, полутемно, кремовые когда-то стены пожелтели над выбеленными плитами пола. Толпа скопилась вокруг телефонных автоматов и билетных турникетов, мимо которых лежал путь к эскалаторам. Большинство сразу спускалось вниз, кое-кто просто слонялся, стараясь не привлекать к себе
