— Вопрос — колонна обозначена кем-либо как цель?
— Отрицательно, Главный, в этом районе нет наших сил, колонна на южной окраине города.
— Гром два, вопрос вы оцениваете колонну как враждебную?
— Положительно, Главный, мы считаем колонну враждебной, хотя она и не проявляет признаков враждебности.
— Гром-два, вас понял, продолжайте наблюдение, докладывайте обо всех действиях колонны. Мы пошлем группу проверить ее.
— Главный, вас понял.
Полковнику Бульбе казалось все это полным бредом — выяснять, что за бронетехника с помощью наземных сил. Понятно же, что раз они пришли с моря — значит все, что идет со стороны континента враждебно и надо это уничтожать без разговоров. Нет же…
— Доложить, лейтенант.
— Веду цель, все системы стабильно.
— Не обозначил?
— Никак нет.
— Обозначь головной.
— Есть.
Лейтенант пробежался по клавишам — и головной прямоугольник сменил цвет с желтого на красный. Теперь если поступит команда, они подобьют первую в колонне цель и остановят их.
— Лейт, ты можешь опознать головного?
— Никак нет, сейчас попробуем отфильтровать…
Лейтенант сделал скан-картинку в максимальном разрешении, вывел ее на вспомогательный экран и дал задание бортовому компьютеру очистить изображение. Электроника принялась за работу, офицеры внимательно наблюдали за ней.
— Похоже бульдозерный нож… что-то типа гаубицы, но очень странная штука. Очень большая башня.
Бульба присвистнул. Он то служил дольше — и знал что это такое.
— Хреновое дело. Это саперный штурмовой танк.
— Из семидесятых?
— Да, но это чертовски хреновая вещь. Видишь ствол?
— Короткий, господин полковник.
— Да, но калибр ни много ни мало — двести три миллиметра. Там тридцать зарядов, и каждым можно снести дом. И пулеметная башенка, видишь?
— Так точно?
— Там три пулемета. Один — четырнадцать и пять — совмещенный со стволом, и спарка ДШК — в бронированной поворотной башенке. Если эта штука не за нас и пройдет в город — она наделает таких дел…
— А почему теперь такие не делают?
— Почему, делают. Сейчас есть саперная самоходка, там такие же снаряды, их побольше — вот только башни поворотной у нее нет. А в городе — это не факт что хорошо, конечно бронирование усилили, на самоходках этих считай сплошной бронекорпус — но вот повернуть башню так быстро, как делает это танк, они не могут. Город — это ближний бой, тут именно танки нужны. А они разве что в запасных остались. Они поворачивают….
— Так точно, идут к центру города.
Внизу колонна продиралась через наспех сложенные баррикады, саперный танк, опустив бульдозерный нож с упорством носорога пер вперед, расталкивая в стороны сгрудившиеся на улице машины.
— Господин полковник, может, попытаемся их остановить?
— Нельзя.
— Павел, поступил приказ смещаться южнее и выходить на исходные, предупредил Близнюк — там внизу будет группа.
Самолет ощутимо пошел вниз, чувство, как спускаешься на лифте. Изображение улучшалось, они неслись над городскими кварталами.
— Гром-два, это Главный, в районе поиска присутствуют зенитные установки. Гром-три попал под огонь и получил повреждения.
— Вас понял.
Лейтенант летал на «Громовержцах» больше двух лет — но впервые у него было настоящее дело. Нет, дела были, «Громовержцы» были самыми востребованными самолетами в «мирное» время в авиации, за два года он совершил примерно пятьдесят учебных и сорок один боевой вылет на охоту за террористами, из них двадцать девять результативных. Но впервые за все время боевой работы им реально грозила опасность.
— Господин полковник, а из чего соседей могли достать?
— Ты что, дрых на инструктаже? Здесь есть пушки калибра восемьдесят восемь и сто семь миллиметров, зенитные, с радарным наведением. Из сороковых — но все переделаны на барабанное питание и на колесном ходу. Если реактивный самолет они не достанут, то нас только так, а сто миллиметров — это прощай Родина, с гарантией. Так что секи как следует, проспишь — три с половиной километра падать.
— Есть…
Вспотели руки — Андрияш по совету Бульбы сшил себе перчатки из тонкой кожи, чтобы чувствовать пальцами то, чего ты касаешься — и в то же время, чтобы руки не потели. Вообще-то не он сшил, а его… дама сердца… пока. И хотя вместо штурвала перед ним был всего лишь джойстик, клавиатура и панель с кнопками — он все равно чувствовал себя летчиком и перчатки оказались сейчас как раз кстати, чтобы скрыть мгновенно и обильно проступивший пот.
Полковник незаметно глянул на своего молодого напарника, которого он учил, чтобы передать ему потом самолет, и чтобы он потом так же научил какого-нибудь желторотого птенца сеять огонь и смерть с неба. В тусклом зеленом свете отсека управления лейтенант напоминал вампира, по щеке его текла капля пота, но он не отвлекался от управления огнем, чтобы не проворонить цель. Страшно, до дрожи страшно — но вида не показывает, молодец. Полковник вспомнил, как он сам первый раз поднялся на борт «Громовержца», и как ему было страшно. Это была еще пятая модель, в экипаж которой входили целых десять человек, потому что оружие тогда перезаряжали обоймами. В первом учебном полете, когда самолет валился на борт, а командир огневой группы орал на всех последними словами — он набил себе шишек, ударившись обо все, обо что только можно было удариться. У группы наведения, в которую тогда входило четыре человека, был свой закуток, но там все стенки специально были обиты мягким материалом, и падать было не больно. А в бывшем десантном отсеке, переделанном теперь в одну большую орудийную башню, горел жуткий, красный свет, выступающие казенные части пушек, эжекторы, вентиляция, отводящая пороховые газы, холодина и рев четырех турбовентиляторных двигателей — наушники они не одевали, чтобы слышать команды. Его делом было следить, чтобы у «пятьдесят седьмой» — все новое это хорошо забытое старое — всегда было что-то в обойме, потому что тогда она заряжалась обоймами по пять. Он был просто казак, который никогда не летал на самолетах, он занимался охраной аэродрома, где базировались «птички» — потому что, не имея возможности ответить им в воздухе, многие не прочь были бы рассчитаться и с ними и с экипажами на земле. И вот получилось так, что в одном экипаже был некомплект заряжающего, а заряжающему особо ничего знать и не надо, знай себе заряжай. К нему дураку летуны и подошли… что ты в БАО[64] корячишься, иди к нам, у нас двойной оклад летный, надбавка за опасные условия работы, выслуга год за полтора даже в относительно мирное время, а когда у всех год за два идет — у нас считают год за три. И в летной столовой харчиться будешь, а тогда кормили не особо сытно на территориях, как следует мелиорацию еще не сделали, это сейчас сады кругом — а про летную столовую со сгущенным молоком и шоколадом на столах, и про литр молока [65] в день — все БАО слыхало и слюни пускало. Не в последнюю очередь он согласился из-за молока, по которому сильно скучал. Обоймы к пятьдесят седьмому лежали в специальных держателях, он схватил
