наглость — это второе счастье.
Что касается тех, кто только что пытался отбить здание, наступая на него — от них мало что осталось, когда наступали на что-то мягкое — предпочитали не смотреть вниз, вот и все. Не видеть, не думать, не чувствовать.
Подошли еще несколько человек, остававшихся в здании и на автостраде, сказали, что впереди чисто, беспилотник ничего не засек. Потом подошла и группа управления, пост развернули в одной из больших воронок — она легла так, что перед ней оказалось своеобразное укрытие, баррикада из отброшенного взрывом бетонного блока. Снова запустили вернувшийся на автостраду беспилотник, дозаправив его авиакеросином из бутылки. Наблюдали за картинкой на экране, пользуясь минутой отдыха.
Потом снова пошли вперед…
Перед ними были нищие кварталы Бендер-Аббаса — любой крупный город, да еще и порт имеет такие. Дома, сделанные из морских контейнеров, из листов стали, из шифера, развешанное белье, грязь, нечистоты. В этих районах, громоздящихся, где попало, скапливались худшие — деклассированный элемент, поденщики, преступники, в том числе беглые, моряки, отставшие от судов и прочий люд. Нищий квартал как будто бы вымер, здесь живут люди, которые остро чувствуют опасность и скрываются при первых ее признаках. Около тридцати человек, шли по этому вонючему лабиринту, ощетинившись стволами автоматов и пулеметов, до боли вглядываясь в темноту. Не было никого, только кошки, тощие, почти без шерсти, быстрые как молнии заставляли понервничать. Хорошо, что не было собак [67].
Из лабиринта они выползли к дороге и к стройплощадке — большую часть этого барачного квартала уже снесли, собираясь видимо здесь строить нормальное, многоэтажное жилье. Перед ними была натоптанная самосвалами, длинная, уходящая куда-то в старые кварталы дорога, а по левую руку — котлованы, вынутая земля в небольших терриконах, брошенная строительная техника, в том числе бульдозеры и экскаваторы. Занимало это все площадь примерно километр в ширину и до трех — в длину, очень большого размера, в общем, была строительная площадка. Шахиншах, чтобы занять немалое количество построенных бетонных заводов, за пару лет до своей смерти приказал сносить все бараки и халупы и строить для нищих примитивное — но все же цивилизованное жилье. В Персии, как и везде на Востоке не было культуры жизни в многоэтажных постройках, это даже считалось вызовом Аллаху — жить не на земле, а над ней. Там, где эти дома успели построить — они стали настоящими клоаками, с разгромленными лифтами и забитыми отходами мусоропроводами. А здесь — не успели…
Впереди мигнула вспышка, одна другая — и все залегли, где только были. Татицкий как раз укрепил на каске ночной монокуляр, и только потому он и увидел эти вспышки. А потом он увидел и кое-что еще — световые лучи лазерных прицелов, отлично видимые в ПНВ — они ползли по бетонному забору, ограждающему стройку, нащупывая их.
— Не стрелять, это спецназ!
Спецназовцы что-то сигналили — простой азбукой Морзе, фонарями с инфракрасным фильтром, укрываясь за техникой и за терриконами вынутой земли.
Группа управления снова продвинулась вперед, укрылась за бетонным забором. Чуть впереди, где был проезд для техники, стоял брошенный, скорее всего без топлива, большой пикап. Опасности не было видно.
Кто-то пихнул его в бок.
— Ты из третьей роты?
— Нет… — шепотом ответил Татицкий — из первой.
— Иди туда… К группе управления. Я тебя сменю.
В группе управления, штабс-капитан и еще один офицер всматривались в изображение на экране — если честно, хреновое. Беспилотник ротного уровня ночью работал плохо, слишком дешевая аппаратура в нем была использована. Картинку давали прямиком с Громовержца, висящего где-то над ними — но с помехами. Картинка была уже обработанной, то есть наложенная на карту и с обозначенными целями.
— Ты?
— Татицкий, первая рота.
— Ты?
— Куйбышев, вторая.
— Боевая задача — продвигаетесь до экскаваторов, там должен быть наш спецназ. Соблюдать осторожность, не светиться. Мы не наблюдаем опасность, пусть прояснят. Потом по обстановке, либо возвращаетесь, либо остаетесь с ними, задача ясна?
— Так точно.
— Выполняйте. С нами Бог!
— За нами Россия!
Перехватили их куда раньше, они и не заметили передовой пост спецназа, а между тем, он располагался метрах в пятидесяти от забора. Спецназовцев было трое, и скрывались они у экскаватора, один под гусеницами, а двое на самом экскаваторе. Те двое и бросились на них сверху из-под маскировочных сетей, сбили на землю.
— Свои… — прохрипел Татицкий — хорош щемить, десант.
— Мы не десант, крыса сухопутная — пленивший Татицкого здоровяк щемить, тем не менее, перестал.
— Это я десант, б…, отпусти.
Поручик попытался провести прием, сбросить нападающего, но это ему не удалось.
— Жидковат, голубой, против морфлота. Ты что здесь ползаешь?
— К вам иду, командование послало.
Моряк окончательно отпустил его, но ни тот ни другой не встали — так и лежали в тени экскаватора.
— А на… вы нам тут нужны? Только демаскируете.
— Тебя не спросили. Нам приказ сверху пришел. Ты кто, обзовись?
— Ворон-сорок мы. А вы?
— Гамма-три были, общий позывной.
— Это вы с морпехами телецентр брали?
— Мы…
Спецназовец неожиданно сменил тон.
— Тогда прости. Братишки о вас хорошо говорили. Обозвался бы сразу.
— Да пошел ты.
Моряк не обиделся.
— Разберемся, как закончится. Чего тебе?
— Командование послало, говорю. Вы «опасность» морзили — мы ее не видим. Птицу запускали — ничего здесь нет.
— Нет ничего, говоришь? Дурное у тебя командование, нет ума,— моряк говорил шепотом,— их здесь как грязи. Мы только вечером прохавали, пока кровью не умылись — не доходило.
— Что?
— Вон в тех зданиях они и дальше — но это не главное. У этих тварей здесь подземные ходы, земля как сыр.
— Подземные ходы?
— Именно, браток. Там что-то — или канализация, или вода, или что — но тут под землей трубы везде. Метра полтора в диаметре. Мы не совались, сдохнешь сразу. Они по ним как крысы шастают, в тыл заходят. Похоже, задолго к обороне готовились. И не обрушить все это, взрывчатки не напасешься. Прости…
Моряк отвлекся на рацию.
