- А ты - моя жена, - прошептал Малик. - Единственная.
Ему было больно. И страшно. Он почувствовал, как из глаз полились слёзы.
'Тоже мне 'рыцарь', - сердито подумал Ибрагим. - Сипахи не плачут!'
Сейчас любая злость была ему на пользу, даже такая... глупая... ибо нет ущерба доблести, если слёзы делил с другом.
БОГ ОДЕРЖИМЫХ
Не было ни одной причины, по которой я мог взять его с собой, не нарушая норм и инструкций, составляющих правила поведения в космосе. Тем не менее, я не мог его не взять...
Лукич разменял шестой десяток где-то за орбитой Нептуна три года назад. Там же он получил свой последний приказ об увольнении, в связи с выходом на пенсию. Как я понял из пояснений Климова, начальника накопителя Юпитер-3, Лукич эти три года на месте не сидел: подолгу задерживаясь на каждой из станций, что имела несчастье оказаться у него на пути, он и в самом деле двигался в сторону Земли. Только очень медленно. Эту неторопливость можно было понять: там его ждали синее небо, зелёная трава, сытая обеспеченная старость и потрясающее одиночество. Не он первый...
Каждый из нас, по слухам, уходя на пенсию, уже через несколько лет прислушивался к своим воспоминаниям, как к зыбкому сну, который приснился кому-то другому.
Когда я прибыл за рудой на Юпитер-3, обитаемый космос уже тихо выл, наблюдая за борьбой Лукича с неизбежным. Подобно броуновской частице он хаотически перемещался с базы на базу, оставаясь при этом всегда за орбитой Юпитера.
Поэтому ничего удивительного, что Климов, загрузив меня двумя тысячами тонн палладиевой руды, с невероятной учтивостью попросил взять с собой в качестве пассажира уважаемого пенсионера.
Должен отметить, что 'просящий' начальник космической станции - явление, мало изученное наукой. А 'учтиво просящий' и вовсе какой-то артефакт. Я не смог ему отказать. На каждую мою попытку объяснить, что переход займёт полтора года, что у меня всё рассчитано под завязку, что работа над диссертацией в разгаре и времени развлекать пассажира не будет, он молча доставал очередную радиограмму с одной из космических станций, где Лукич уже побывал. К концу беседы на столе лежал ворох бумажек, и мне не было нужды читать их. Все об одном и том же: 'заберите его отсюда'!
Восстанавливать против себя станции, которые обеспечивали меня работой? Немыслимо! Прикройся я инструкциями, они нашли бы возможность или грузить меня в последнюю очередь, или не грузить вовсе, придравшись к какой-нибудь неисправности на моём буксире.
Это был шантаж. И я согласился.
Надо отдать должное Климову: меня обеспечили дополнительным воздухом и питанием так, будто я брал с собой не сухонького жилистого пенсионера, а десяток юнцов, которые не думают о пище, только когда едят.
Я взял его. Взял...
- Лукич, - сказал я ему после первой фазы разгона. - При всём уважении к вашему славному боевому прошлому, прошу выслушать правила нашего общежития, которые могут дополниться, но не отмениться.
Он подобрался, демонстрируя полное внимание.
- Зовут меня Игорь Коган, и я капитан корабля.
Он кивнул.
- В нашем общем распоряжении спальня, спортзал, кают-компания, санузел и кухня. Кабина управления только для капитана. Пока всё ясно?
Он вновь кивнул, выказывая полное одобрение. Я вздохнул:
- Прекрасно. До самого прибытия к порту выгрузки - станция Луна-грузовая, - с разговорами ко мне не приставать, от дел не отвлекать. К вашим услугам корабельная библиотека, видео, игровой компьютер. Всё.
Потом я отправился в рубку - разгоняться следовало осторожно, чтобы не повредить сцепку с баржой, а он в кают-компанию - к корабельной библиотеке, видео и игровому компьютеру... Мне казалось, что всё улажено.
Кто может знать, что его ждёт завтра?
Спустя три месяца он меня спросил:
- Капитан, что вам известно о Шакти?
О 'шакти' мне не было известно ничего. Я даже не знал, что этот набор букв составляет осмысленное слово. Я не видел причин скрывать это, и потому ответил просто:
- Ничего.
- Шакти - это бог энтузиастов.
Наверное, замешательство слишком явно читалось на моём лице, потому что он поспешил уточнить:
- Это бог тех, кто отдаёт своей работе всё, что у него есть.
'Вот оно что!' - подумал я и сказал:
- Лукич, пришло время немного расширить наши правила.
