частенько бывают кстати. Особенно перед серьёзными прорывами или ответственными экспериментами.
Дмитрий корпел над доской до поздней ночи. К нему подходили аспиранты, подсказывали, советовали. Несколько раз звали к столу пить чай с бутербродами. Он не отказывался, но всякий раз через две-три минуты вскакивал и вновь устремлялся к доске.
Собрался уходить только под утро.
- Спасибо, - сказал Роганков на прощание. - В самом деле, управляя биопотенциалами своего тела, можно многое. К дьяволу машины!
- Не 'многое' - а всё, - строго поправил я, и усмехнулся. - Только зачем мне столько железа?
Он кивнул, мол, понял, но я-то знал: он подумал - шутка...
***
Через пять лет он нашёл меня в Антарктиде.
Геофизическая лаборатория работала круглый год, но, естественно, смена вахты и доставка продуктов - строго по расписанию. Народ здесь тёртый. На мои частые отлучки и появления вне связи с рейсами чартеров привыкли не обращать внимания. А вот приход Роганкова произвёл впечатление.
- Здравствуйте, - немного смущённо сказал Дмитрий, входя внутрь жилого модуля. - Не помешаю?
Он спросил так, будто мы находились не в центре ледового материка, а где-нибудь в Подмосковье, в минуте пешего хода от электрички. Шёл себе на дачу, да и заглянул на огонёк...
Радист Олег едва не упал со стула, будто марсианина увидел. А любимец экспедиции - кот Апогей выгнул спину и зашипел.
- Привет, Дмитрий, - улыбнулся я. - Рад, что не забываешь. Какими судьбами?
- Мы можем поговорить?
- Почему нет? Поговорить всегда можно. За разговоры уже давно не жгут и не сажают...
Он весь сжался, напружинился.
- Нет, не здесь. Можно туда? - он кивнул на дверь. - Наружу?
- Конечно. И в самом деле: незачем травмировать персонал.
Вышли. Ярко светили звёзды, равнодушные к нашим нечаянным взлётам и предсказуемым падениям. Морозило за сорок. Снег весело скрипел под нашими сандалиями, а свежий ветер ерошил волосы. По предложению Дмитрия расположились прямо в воздухе, по-турецки подобрав под себя ноги. Молочная муть внизу и звёздный купол положительно настраивали на душевный лад.
Но Дмитрий и на этот раз не стал тратить время на пустые слова. Переохладив указательный палец правой руки, он десублимировал из воздуха снежную пыль и ею стал отрисовывать систему мировых уравнений.
Я на какое-то время счёл возможным отвлечься - в одной из вселенных происходили события, которые могли иметь важные последствия для моих опытов. Направив события в нужное русло, я вновь одарил Роганкова вниманием.
С поставленной задачей он справился блестяще. Теперь, когда не было необходимости отображать уравнения на плоскости ученической доски, ему удалось изящно показать ход мысли в объёме.
- Из этого следует, что энергия - лишь посредник между массой и временем, - торжествующе заключил он, ставя точку в конце своих рассуждений. - Как мезон между протоном и нейтроном. Эти выкладки подтверждают возможность путешествий во времени. Теперь я знаю, как возникла Вселенная!
- Можешь это подтвердить?
- Конечно, - уверенно заявил он. - Назовите дату демонстрации.
- Семьдесят миллионов лет в прошлом. Особое внимание удели позиционированию хронопрокола. Аннигиляция отверстия потребует приличной массы...
- Порядка одной восьмидесятой массы Земли, - перебил он меня.
- Верно. Но будь осторожен: ошибка в сотую процента разнесёт систему на куски.
- Это у меня ошибка?
Он высокомерно выпятил нижнюю губу, но я не позволил ему наговорить глупостей:
- Взгляни-ка...
Я указал на небесную сферу и вычертил на ней инеем эфемериды:
- Не забудь прецессию и обратное вращение...
Но он меня уже не слышал.
Эх, молодость, молодость... Неужели и я был таким же? Романтика ошибок: пусть тонут дураки, нам море по колено...
