Исключительного мужества человек: таким как я, живой укор, не раз воспетый мной, поэтом, продвинутый по части гор и малость двинутый на этом.
Оп-па! - эпиграмма, хе-хе...
Третий - Гарсилас. Этот нормальный, из местных. Командам послушен, к горам равнодушен, солнцем укушен... Короче! - большой любитель привалов и кухни.
Впрочем, и то, и другое мне тоже по вкусу - 'салага безусый дал в ухо тунгусу...'
- Алто! - командует Витос, и мы с проводником послушно останавливаемся.
На испанском я за эти полгода так и не заговорил. Но ключевые слова запомнил. Нет. Это не 'этапа', - сигнал к привалу. Сейчас Витос определится по GPS, даст новые вводные Гарсиласу, и мы продолжим движение - к трудностям с презрением, к души упокоению...
Трубадур, блин! Да что же это меня так колбасит?!
Стиснув зубы, я потею под поклажей... из варварской блажи по скалам я лажу.
Минута, может, две покоя и двинемся дальше. Нет смысла сбрасывать с плеч тяжесть. Потом дольше будет возиться с ее навьючиванием обратно - удача вероятна в пустыне безвозвратной.... Вот! Значит, не верю, что отсюда выберусь?! А 'война' - это предчувствие скорой развязки? Правду говорят, что поэты не просто заглядывают за угол, - они видят будущее.
Только я не хочу быть поэтом. Хочу быть незрячим. И красивые девушки будут переводить меня за руку через улицу... вот только как в этом случае я пойму, что они красивые?
- Приехали, - по-русски говорит Витос и, повысив голос, кричит проводнику. - Этапа!
Я оборачиваюсь:
- Пришли что ли?
- Сюрприз, парень, - доброжелательно отвечает Виталий, помогая мне освободиться от рюкзака. - Правда, здорово? Спутник на месте. Если поспешим, то через минуту отстреляемся. А как ящик подвесим, так и домой...
Домой? Я не вчерашний, не 'простой', его слова - сплошной отстой.
'Дом' для Виталия Петровича - это брошенный на краю Косты джип. А в машине - еще три 'ящика', по числу вершин, к которым эти железяки нам следует приколотить. Таких бригад, как наша, здесь, в Андах работают два десятка. В Кордильерах, насколько я знаю, тоже свои, братья-славяне.
Собственно, весь русско-украино-белорусский промальп сейчас здесь. Денежно, престижно, скоропостижно... И я, дурак, сюда ломанулся. Отцу Катерины решил что-то доказать. Ага! Вход - рубль, выход - два... и вся жизнь - трава, а в живот - булава, дома плачет вдова...
Классно меня Кулагин 'сделал'. Пока ВСЮ работу не закончим, НИКТО отсюда не уедет. А работы еще лет на пять. Шутка ли: основные горы пометить, чтобы ученый люд в реальном времени вибрации Земли слушал. Стопроцентный аларм-сигнал землетрясений на братской американской земле! Такую музыку готовим. Ну, а я тут в кабале, и, гадая на золе, вижу выход лишь в петле...
Наши-то, как здесь закончат, в Гималаи собираются. Чтоб и Евразию можно было 'слушать'. А что им? Хлебом не корми - дай по горам полазить. Вдобавок, за деньги!
Вот только о Кавказе - молчок. Не хотят они 'Кавказом стенки ходить'. Видать, уже там побывали. И не понравилось. А я, скромный, не спрашиваю, где они сноровку со снайперской винтовкой муштровкой- тренировкой пришнуровывали...
Да ну их... железные люди, тесен их круг, залпом орудий по теням от рук.
'Теням от рук'? Еще один 'намек', о котором лучше поскорее забыть. Все равно, пока не случится, не разберешь, о чем внутренний голос подсказывает.
А Гарсилас уже хлопочет рядом, дружелюбно похлопывает меня одной рукой, указывает на рюкзак Виталия другой:
- Гыл-гыл-гыл, Витос, - радостно щерит изрезанное рубцами лицо Гарсилас. - Гыл-гыл-гыл, Горос...
- Что ему нужно? - я с облегчением распрямляю усталые плечи и спину.
- Обед ему нужен, - поясняет Виталий. - Лакомида...
- Сикларо лакомида! - едва не вопит проводник, и его истерзанное солнцем лицо складывается в печеное яблоко. - Яэсора порфин!
Я понимаю его восторг: походная кухня из керогаза и герметичной посуды позволяет даже на этой высоте быстро готовить суп и тушенку. А сами припасы: мясо и сушеные овощи, разве сравнишь с местной пищей из тараканов и ящериц?
Заглядываю в жадный рот Гарсиласа, морщусь от его гнилого дыхания и представляю, как он поедает сороконожек, закусывая пауками - 'работая руками с зажатыми клинками...'
Становится не по себе: опять символ близкой беды.
- Не спи, стажер, - глухо окликает Виталий.
Он уже расчехлил оружие. Ствол СВД матово отсвечивает на солнце. Командир привычно прилаживает оптику, коллиматор, батарею. Обычная самозарядная винтовка Драгунова образца шестьдесят третьего года споро превращается в реквизит фантастического боевика - 'дальнобойность велика, страх и ужас чужака...'
Последним Виталий вставляет магазин с десятью маркерами, передергивает затвор и щелкает предохранителем.
- К бою готов!
