проект был подвергнут резкой критике и было предложено образовать комиссию при ГАУ. Комиссия при ГАУ нашла, что 50 % хранимого имущества никуда не годится. Это составляет 45 тысяч вагонов. Нужно было негодное имущество выбросить для того, чтобы очистить место для новой продукции. Но это не было сделано. Наоборот, это имущество было вновь разделено на 3 категории: 1-я категория – годное, 3-я категория – негодное и средняя категория – невыясненное имущество. Таким образом, удалось эту фатальную цифру в 45 тысяч вагонов, которые нужно было выбросить из артиллерийских складов, уменьшить до 9 тысяч вагонов (цифра может быть неточна; точной цифры я сейчас не могу найти). Возникает в апреле 1923 года проект организовать Акц[ионерное] О[бщест]во для утилизации этого негодного имущества. Наркомфин и Центральная Фондовая Комиссия высказываются против организации этого Акц[ионерного] О[бщест]ва. Наркомфин отказывает в выдаче ссуды. Таким образом, дело тянется до августа 1923 года. Имущество продолжает портится. В начале августа приступают к сортировке 500 вагонов наиболее опасных, где хранились испортившиеся взрывчатые вещества. Эта операция не закончена, ввиду того, что наступила зима. Все это дело с артскладами является весьма характерным для того метода работы, который имеется в Военном ведомстве. По такому важнейшему вопросу целый год занимаются заседаниями в комиссиях, не обращаются в ЦК и в СТО, не требуют, не настаивают, чтобы спасти наши артиллерийские склады. Я боюсь, что те цифры, которые даются нам относительно наших мобилизационных запасов винтовок, снарядов и т.д., лежащих на складах, что эти цифры могут оказаться совершенно фальшивыми. Мы можем обмануть самих себя по той причине, что хранение этих мобилизационных запасов совершенно неудовлетворительное, значительная часть этих запасов портится. Я не буду зачитывать дальнейших предложений в области складского хозяйства, в области вещевого снабжения, продовольственного снабжения и квартирной довольствия.
Перейду к тому вопросу, на который комиссия наткнулась в своих работах, – к вопросу о личном составе центральных учреждений. Здесь передо мною имеются материалы из РВС, из которых явствует, что во всех наших главных управлениях имеется засилье старых спецов, генералов, имеющих очень солидный возраст. Из материалов видно, что РВСом не велось политики, направленной к тому, чтобы постепенно сменять старых спецов и ставить новых работников, которые у нас вырабатывались в годы гражданской войны, которые после гражданской войны обучились и которые способны были бы теперь занимать более высокие посты и справляться с делом лучше, чем старые спецы. В частности, я должен указать на такое явление.
Первый выпуск Академии Генерального штаба, состоявший из тех рабочих и крестьян которые в течение гражданской войны командовали нашими частями в Красной Армии, которые потом, по окончании войны, пошли учиться, – этот выпуск в подавляющем своем большинстве демобилизован из Красной Армии. Они заявили мне (я беседовал с двумя-тремя товарищами), что положение их в Красной Армии невыносимо. Их заедают старые спецы. На этот счет я бы мог привести немало цифр, но уже одно то обстоятельство, что во главе Командного управления, того Учраспреда, который находится при Штабе, сидит не коммунист, а старый спец, фамилия которого Шахтахтинский, который не знает совершенно Красной Армии, не знает командного состава, – одно это обстоятельство наилучшим образом показывает, что стремление постепенно заменять старых спецов коммунистами и более молодыми работникам у РВС не было.
По обследованию, которое было произведено Военно-Морской инспекцией, оказывается, что 38% комсостава не проверено и не испытано на деле. Тов. Петровский дал мне такую цифру: кончили военно- учебное заведение – 87 тыс. человек, в Красной Армии служит 25 тысяч. Где же остальные? Если мы будем считать, что половина остальных 60 тысяч, т.е. 30 тыс. погибла во время гражданской войны убитыми, ранеными, заболевшими и т.д., то 30 тыс. демобилизовались. Выходит, что наши военно-учебные заведения на 50% работали впустую, выпускали краскомов, которые в армию не шли, которые из армии бежали или которых из армии гнали.
Я хотел бы остановиться на данной в резолюции комиссии обшей характеристике работы наших руководящих органов. Но предварительно я хотел-бы сослаться на один документ – на письмо одного из работников, работавших внизу, которые на себе наилучшим образом испытывают существующую систему руководства.
Вот что он пишет: «Когда смотришь на общее положение нашей армии…*, то видишь в центре, мягко выражаясь, весьма недостаточное руководство… Отмечу только слишком большую насыщенность мертвящим духом старых царских спецов… Дух старой канцелярщины (Сухомлиновщины) витает над приказами РВС… Нет системы, а «нажим авторитетов» (или просто рвачество)». Все это сказано слишком сильно и с истерикой (пишет это тов. Уборевич), но значительная доля истины в этом есть. Этого отрицать совершенно невозможно. И основное тут то, что у нас по существу нет коллегиального органа РВС. Позвольте оглянуться немного назад на историю, – как у нас работает РВС. Вы знаете, что сначала был РВС, состоявший из огромного количества членов, которые фиктивно числились, а фактически руководил делом тов. Склянский, который сидел в Москве. Это было в 1918-1919 гг. Тов. Троцкий в это время разъезжал по фронтам. Эта деятельность его была очень полезной, но общего руководства не было. Пленум ЦК 15 июля 1919 года постановил: организовать, вопреки протесту тов. Троцкого, РВС из тех работников, которые работали на фронтах. Этот РВС работал в течение 3-4-х месяцев – я не помню точных дат – в отсутствие тов. Троцкого, который в это время был на Южном фронте. РВС заседал 60 раз за три месяца. Он провел ту крупную работу, которая, в конечном счете, привела к победе. С одной стороны мы продолжали бить Колчака, наступать на Восточном фронте, несмотря на протесты тов. Троцкого, который был не согласен с этими стратегическими планами. Мы били Колчака, выделяли новые дивизии для переброски на Южный фронт. Мы сокращали фронт, по мере приближения на Восток, весьма сильно. И, в конечном счете, мы скопили на Южном фронте около 120 тыс. свежих штыков, которые разгромили Деникина. Расчет был произведен правильно. Мы ошиблись только на 70 верст. Мы расчитывали ударить Деникина за 70 верст южнее Орла, но ударили у самого Орла. У меня есть документ, подписанный тов. Лениным, где произведен подробный подсчет, где какие дивизии выводятся из боя, где они идут, к каким железным дорогам, где грузятся, где продвигаются по железной дороге, где выгружаются, где вступают в боевую линию Южного фронта. Я просил тов. Ленина сделать надпись на этом расчете, что он его видел. Тов. Ленин засмеялся и спросил: «
* Здесь и далее отточия документа.
Затем наступил новый период по окончании гражданской войны, когда Реввоенсовет, как руководящий орган, утратил значение и когда все руководство работой, ввиду того, что тов. Троцкий не имел возможности уделять достаточно времени для руководства армией, падает в руки тов. Склянского и начальника Штаба Лебедева.
По справкам, который я получил, Реввоенсовет собирался за последний год только 18 раз. Причем, значительная часть этих заседаний падает на конец года, в связи с германскими событиями. Между тем заседания коллегий других комиссариатов происходят еженедельно, или даже два раза в неделю.
Ввиду того, что резолюция не могла быть перепечатана в достаточном количестве экземпляров, я нахожу наиболее удобным, если нет возражений, закончить мой доклад оглашением общих заключений Комиссии.
Комиссия Пленума ЦК, во исполнение постановления Пленума от 15 января 1924 года, произвела обследование текучести красноармейского состава и состояния снабжения Красной Армии и пришла к нижеследующим заключениям:
1. Текучесть, т.е. смена красноармейского состава в промежутках между очередными призывами,
