— Я испекла ему кекс, когда ему двадцать шесть исполнилось, — продолжала я. — Целый день потратила, а по виду и вкусу этот кекс смахивал на археологическую древность из Помпеи. Пришлось срезать все подгоревшие места, и от него осталось не больше лепешки.
— Вот еще что, — вспомнила я. — Мартина сказала, что Люси умелая швея. Я подумала, что ослышалась, и переспросила. Но Мартина уточнила: «Она хорошо шьет». «Что?» — спросила я. И Мартина закричала: «Ну, классная портниха!»
— А что, Мартина — профессионал в этой области? — рявкнул отец, покраснев от раздражения.
Мартина — моя старая подруга, из политических соображений она поддерживала знакомство с Джейсоном.
— Просто Мартина болтушка, — объяснила я.
Узнав, что у Джейсона и Люси отношения узаконены, я поняла, что больше тянуть нельзя. Надо рассказать родителям о последних событиях. Они еще не знали, что мы с ним расстались. Вот я и приехала к ним и, утопая в кушетке, как в зыбучих песках, старалась сохранять спокойный тон, как будто моей вины тут нет.
Конечно, я обратила в шутку все эти разговоры о швее, но сама была потрясена. Надо же, шьет. Помню, когда мне было четырнадцать лет, по школьной программе полагалось изготовить юбку. Хотя бы самого простого покроя. Я вырезала два прямоугольника из ткани и сшила. Меня приводит в ужас мысль, что взрослая женщина может шить и получать от этого удовольствие.
Прежде чем приехать, я позвонила по личному папиному телефону, убедилась, что он дома. Дверь мне открыла мама.
— Привет, папа дома? — спросила я.
Даже Джейсон поддразнивал меня, что я называю отца «папа»: «Ты все еще ребеночек!» Почти все мои знакомые не могут меня понять. Я предлагаю им обратиться к психотерапевтам. Хотя даже сам папа предпочитает, чтобы я обращалась к нему по имени: его зовут Роджер.
— Привет, милая, у тебя все в порядке? — Мама — любительница поговорить.
— Все хорошо. Он наверху?
— Позвать его? — Она была в восторге от возможности услужить.
— Ну, позови.
Вы уже сами все поняли, но я объясню. Я всегда была намного ближе с отцом, чем с мамой. Я маму, скажем так, не уважаю. У нее нет своей жизни. Она как рыба- прилипала, прицепившаяся к папе, а он вроде как ее терпит. Потому что, как принято говорить в их кругах, моя мать ничего не внесла в сделку. Она соблюдает все условности, чтобы выжить в окружающих обстоятельствах. Ни больше, ни меньше. Она никогда не выскажет рискованного мнения. Что радует собеседника, то радует и ее. Ну и Бог с ней. Такие женщины задержали развитие нашего общества лет на пятьдесят. Она никогда не работала, хотя у нее есть специальность — она квалифицированный бухгалтер. В этом есть что-то сомнительное, если учесть, что на нашей улице только у нас была закладная на дом, я проверила по Регистру землевладения.
Когда я призналась родителям, что Джейсон помолвлен, но не со мной, мама помолчала, бросила нервный взгляд на отца и спросила:
— И как ты это восприняла?
— Ужасно, — ответила я, чтобы проверить ее реакцию.
— Да, это ужасно, — согласилась она. Если бы я сказала ей «прекрасно», она повторила бы и это.
— Но ведь это не катастрофа, правда? — добавила она.
— Переживу, — ответила я.
— Что я слышу! Какой негодяй! — Отец выражается всегда прямо. — Мерзавец! Как он смеет так обращаться с моей дочерью? Я этого не допущу! Боже мой, и ты четыре года потратила на этого нудного типа! Вернется! Не волнуйся! Эта шлюха из соседнего дома — временно, ненадолго! Если хочешь, я сам с ним поговорю.
Я все силы приложила, чтобы удержать его от этого. Это не пустая угроза, мой отец действительно пошел бы и поговорил. И я тут же оказалась бы женой Джейсона. А ведь мой папа приводил его в оцепенение. Дело в том, что у самого Джейсона отец — хам, и, наверное, Джейсон жил в убеждении, что это норма для всех родителей. И еще, подозреваю, что мои отношения с папой вызывали у него некоторую ревность. Папа был моим большим другом. Джейсон, насколько я знаю, видел в этом для себя опасность. Возможно, потеряв одну женщину, он навечно застыл в страхе потерять другую.
Я заверила отца, что хоть я и раздавлена тем, что Джейсон меня бросил, но понемногу соберу осколки своей жизни. Вас может удивить, почему отец проигнорировал тот факт, что я сама отказалась от помолвки.
Странного в этом ничего нет, просто я ему ничего об этом не рассказала. Мой отец — истинный сын Хэмпстед-Гардена, а здесь честолюбие проявляется и в том, чтобы оповестить всех соседей: его дочь получила статус «миссис». Я довольно пассивна и предпочитаю идти по линии наименьшего сопротивления. Нет смысла рассказывать правду ни мне, ни ему она не нужна. Честность как добродетель часто переоценивают.
Вот почему отец остался в убеждении, будто я пять лет ждала, пока Джейсон сделает мне предложение. У моего отца репутация вольнодумца — в Хэмпстед-Гардене это понятие широкое и может означать что угодно: от выкашивания своего газона до покупки немецкого автомобиля, — но в данном случае это означает, что его как бы не шокирует ни один мой поступок. Однако он не настолько вольнодумец, чтобы допускать, что я останусь одна на всю жизнь. Я в курсе, потому что он не очень-то умеет скрывать свое мнение.
Когда я, с опущенной головой, шла по тропинке через лужайку, отчего дома, папа постучал в окно — я подняла голову и увидела его опечаленное лицо.
Непонятно почему, на глаза навернулись слезы.
Вскоре после этого стало ясно, что не только моими актерскими способностями можно объяснить, почему мне так блестяще удалось разыграть перед родителями роль отвергнутой любовницы. Большую роль в этом сыграла уверенность всех моих знакомых, что я оказалась в полном смятении. Неожиданно меня осенило, что я потеряла больше, чем думала. К тому же все мои друзья были убеждены — и с оскорбительной откровенностью не пытались это скрывать, — что я упустила свой единственный шанс подцепить мужчину. Я никогда не относилась к категории девушек, приходящих в экстаз оттого, что они кому-то понравились, однако, судя по реакции моих друзей, мне следовало бы этому сильно радоваться. У каждого из нас был свой круг общения, и ни я, ни Джейсон никогда не пытались их сблизить. Я всегда думала, что так лучше, на случай, если вдруг мы с ним когда-нибудь разбежимся. Теперь же оказалось, что зря я старалась — разницы никакой: на его сторону встали все. Пришлось заняться самоанализом, а я это ненавижу. Судя по тому, что говорят другие, от самоанализа не получаешь ничего хорошего.
После того как ушел Джейсон, я стала полагаться на свой внутренний голос. Это очень важно в моей деятельности. Так, по крайней мере, говорил Грег, когда брал меня на работу. Я с ним согласна. Позже я поняла, что он имел в виду озарения (когда внутренний голос подсказывает тебе разгадку). Совсем как в романах Чендлера! Озарение — это верная интуитивная догадка. Это самый легкий, самый быстрый способ разрешения любого возникшего затруднения. Надо просто расслабиться и плыть по течению. Хотя это можно назвать и ленью. Женские журналы полны жалоб, что мужчины стали ленивы, норовят обойтись без ухаживаний и сразу затащить в постель. Когда я читаю эти статьи, мне становится стыдно за себя, потому что по возможности я тоже стараюсь обойтись без этого ритуала. Мне он напоминает разгадывание кроссворда: все намечено, обусловлено, решение предопределено. Зачем нужны все эти заморочки, если все равно все ясно с самого начала?
Учитывая эту мою лень и не романтичность, друзья пессимистично оценивали мои шансы когда-нибудь найти себе партнера. Как я уже сказала, я поплыла по течению. Позволяла себе пить мало жидкости или вообще ограничиваться той, что содержится в еде. Позволяла себе не ложиться спать до часу ночи, просто так, перескакивая с канала на канал и тщетно пытаясь найти заумную программу, которая оправдала бы утомительный поиск. Позволяла себе покупать пластиковые одноразовые фильтры для кофе, на которые неразумно, бессмысленно расходуются природные ресурсы. Не отвечала на сообщения на автоответчике,
