— Со мной все в порядке.
Уже выйдя из машины, Джек на некоторое время задержался:
— В общем… ты меня прости, если я… спровоцировал какой-то процесс. Я не думал, что будет такой… взрыв. Просто чего-то недодумал. Поверь, я хотел как лучше.
Как только он ушел, я с глухим стуком опустила голову на руль. Меня тошнило от моих родителей, от его родителей, от мистера Коутса. Само это имя меня раздражало. Если единственной причиной было то, что Джек решил исполнить роль Купидона для взрослого мужчины, который сам не в состоянии устроить свою личную жизнь…
С треском открылась дверь машины, я снова подскочила.
— Черт бы побрал этого Коутса! Да и всех их. — Джек плюхнулся на сиденье рядом со мной, в ответ на его ухмылку я захохотала:
— Ну, привет, — и наклонила голову набок.
— Привет.
— Я по тебе соскучилась. — И я по тебе, Колючка. — Он помолчал, изучающе рассматривая мое лицо: — Без те бя вся жизнь наперекосяк.
Я потянулась к нему поверх переключателя передач, поцеловала в нос и шепнула:
— Я так рада… что ты здесь.
— Я тебя люблю, Ханна, — сказал Джек. — Чертовски люблю.
— Я тебя люблю, Джек. И всегда любила только тебя. Хотя твоя речь не стала лучше. — От радости я совсем ослабела.
Джек меня любит. И в моей жизни появилась надежда. Пусть только что рассыпались прахом мои отношения с отцом, которого я всегда считала богом, пусть я чувствовала, что никогда не смогу преодолеть гнев, отвращение и печаль. Пусть мне придется нагонять то, что я упустила в последние двадцать пять лет, отвергнув женщину, которая всегда была самым любящим, терпеливым, благодарным человеком в моей жизни.
— За все десять лет я ни разу не чувствовал себя таким счастливым, — прошептал Джек. — Тебе этого не понять. Ты такая сильная. Все, что бы ты ни сделала, даже самая малость, для меня так много значит. Поэтому я… так переживаю.
— Но ведь ты понял, что я изменилась? Что я была другой десять лет назад? Я знаю, что была неправа, когда пошла на свидание с другим, встречаясь с тобой. Но наши отношения поначалу были такими неопределенными, а я тебя так любила, что мне было страшно. Клянусь, Гай понадобился мне только в качестве защиты от тебя. Я хочу, чтобы ты, наконец, понял: я не спала с ним, когда встречалась с тобой. Мне просто необходимо, чтобы ты мне поверил, и тебе нужно пережить то, что могло произойти. Прости меня и пойми, что я была тогда глупа, но я никогда не была порочной.
— Ханна, — сказал Джек, — это я был глуп. Потому что был упрям. Я себя наказал, не только тебя. Я был человек крайностей: все или ничего, это принцип неплох ой, но он несовместим с реальной жизнью. Я простил тебя давным-давно. Если и сердит на кого-то, то только на себя.
— Ты это точно знаешь?
— Точнее некуда.
Он нахмурился, а я стала гладить его по голове, и складки на его лбу разгладились.
— Джек, я знаю, в машине это неудобно, но все же поцелуй меня еще раз.
— Ну, давай по быстрому, а то мне надо идти.
— Ох! Куда же? — Я старалась скрыть разочарование.
— В свою машину, я поеду за тобой к тебе, и там мы всю ночь будем любить друг друга. Без всякой спешки.
В обычных обстоятельствах я бы захихикала. Но сейчас я была опьянена желанием и боялась верить происходящему.
Мы вбежали в мою квартиру, он плавным движением притянул меня к себе и стал целовать. Я уже ничего не соображала. Обычно ведь чувствуешь грань между радостью и печалью. Но тут я не могла описать свои эмоции. Как будто в комнате вспыхнули звезды, мир завертелся вокруг нас. Страсть и радость бурлили в моей душе, меня подхватило вихрем, хотя, возможно, это было дело рук Джека, бросившего меня на постель. Мои чувства воспаряли и погружались в бездны, а я хватала губами воздух, не в силах видеть ничего вокруг, мне было страшно — как будто я в полном сознании погружаюсь в безумие.
Но я заставила себя перестать бояться, на этот раз, целиком отдавшись своим ощущениям, чувствуя каждый удар своего сердца, каждое прикосновение Джека. Я позволила себе утонуть в ощущениях без отстранения от происходящего, как бывало раньше. Для меня существовал только Джек. Я поняла, что такое отдавать, и отдавалась ему, как никогда раньше, чувствуя, что и он делает для меня все. Мне никогда не нравилась, у меня даже вызывала отвращение фраза «заниматься любовью», она казалась мне скользкой, мерзкой, надуманной, меня от нее передергивало. Но сейчас я даже вскрикнула, потому что осознала вдруг ее смысл, оценила глубину ее значения. Это стоило риска, стоило страха, потому что даже страх я ощущала в те минуты как блаженство.
Потом Джек лег рядом, так что его лицо оказалось над моим. Он поцеловал мою шею, прикоснувшись губами к тому месту, где билась сонная артерия, и сказал:
— Как хорошо, Ханна, что ты опять со мной.
— Просто не верится, что я тебя отпустила так надолго, — улыбнулась я. — Ты мне так дорог.
Он погладил мои волосы.
— Знаешь, когда мы познакомились, мы были очень похожи. Оглянись вокруг и поймешь, сколько ты потеряла. Ты потеряла свою маму. И ты отключилась от осознания этого горя, тебе стало легче жить, ты притерпелась к своему горю. Ты почувствовала, что справишься, если не будешь позволять себе теплых чувств, станешь сдержанной. Потому что настоящая страстная любовь — это и ласка, и неудержимость, и забота, а для тебя это было слишком болезненным напоминанием о том, что потеряно. Легче и безопаснее жить безо всего этого, выбрать для себя жизнь в тени.
Я прижала его к себе.
Глава 38
На следующее утро мне показалось, что я проснулась ни свет ни заря. Но оказалось, что уже около десяти. Джека не было. Какой-то садист давил пальцем на кнопку дверного звонка. Если это почтальон, я напишу на него жалобу.
Хотя толку-то. Я уже жаловалась на почтальона, обвиняла его в садизме. Каждый раз, когда он опускал почту в мой ящик, обычно на рассвете, он хлопал крышкой ящика с такой силой, что невозможно было не проснуться. А по субботам он шумел не меньше десяти минут. Как-то утром Габриелла принесла ко мне Джуда, и тот заснул. Увы, в то утро мне пришло письмо, крайне важное, адресованное: «Уважаемый любитель пиццы». Шум разбудил Джуда, и после его было уже не уложить. Я рывком распахнула дверь квартиры и закричала: «Простите!», желая вернуть виновного. Но тот даже не обратил на меня внимания. В негодовании я позвонила в почтовое отделение. К моему крайнему удивлению, там к моей жалобе отнеслись серьезно. Хотя мне бы хватило одной только возможности пожаловаться ноющим голосом кому-то, кто готов меня выслушать. Бюрократ на другом конце провода переговорил с почтальоном и перезвонил мне. Оказалось, что почтальон просто не слышал моего крика. Он вовсе не хотел бренчать крышкой почтового ящика. Может быть, крышку надо смазать? Ну да, как же, в крышке тут дело! Ясное дело, мы имеем дело со злоумышленником! На следующее утро я подкараулила почтальона. И что же? Он оказался в наушниках.
Я с неохотой выбралась из постели, бормоча: «Ладно, ладно, я тебя слышу!» Шатаясь, я начала искать халат, хотя не знаю почему: у меня ведь его нет. В итоге я отправилась открывать дверь в трусах и футболке с изображением собачки Снупи.
— Детка! Я так волновался! — закричал Роджер.
Я непонимающе рассматривала его. Собственно, а это кто такой?
