Из темных складов вскатывались смоленыеБочки[1] в пустые баржи. БуксирЗа буксиром тянули их, и грива дымаОседала сажей на масляную волну.Два парохода, и оба с музыкою,Ломали трубы о выгибы мостов.Дым, сажа и вонь ложились на сточнуюВоду[2] из дубилен для бурых шкур.По всем мостам, под которыми буксирчикВолочил нас, сигнал откликался на сигнал,Нарастая, как в барабанных пустотах.Мы отцепились и медленно по каналуПотянулись к парку.[3] Над ночной идиллиейНа дымной трубе высился фонарь.
Мы лежали на кромке, в белой пыли,Высоко над улицей. Внизу, в теснине, —Несметные людские потоки и толпы,А вдали, на закате, — исполинский Город.[4]Набитые людом, утыканные флажками,Повозки протискивались меж пеших.Омнибусы, набитые до самых крыш,Автомобили с воем и бензиновой вонью —Все текли в каменный океан.[5]А по долгим берегам безлистые, голыеДеревья чеканились филигранью ветвей.Круглое солнце свисало с неба,Красными стрелами бил закат,И дремотным светом кружились головы.
Пестрыми гроздьями на длинных проводахПоразвесились лампочки над клумбочками,Над зелеными заборами, и с высоких столбовСветятся сквозь листья электрические бобы.На узеньких дорожках — жужжащий говор.Гремят барабаны, дудят жестяныеТрубы, взлетают первые ракеты,А потом рассыпаются в серебряный дождь.Под троицыным деревом[6] пара за паройТопчутся по кругу, пилит скрипач[7]А дети смотрят, разинув рты.В синем вечере дальние облачки —Как будто дельфины с розовыми гребнями,[8]Одиноко застывшие в темном море.